*

Многие в нашем городе знают невысокую, скромную женщину – Клавдию Григорьевну Иванову. Знают её как человека с беспокойным сердцем, как депутата, члена женсовета. Правда, в последние годы здоровье стало пошаливать и приходится больше сидеть дома. Но всё равно она частенько встречается с общественностью города, со школьниками, бывает на торжественных вечерах.

Но не каждый знает, что Клавдия Григорьевна - непосредственная участница боёв за освобождение Прионежья от интервентов и белогвардейцев, а после гражданской войны вместе с мужем, Александром Васильевичем Барминым, боролась в рядах ЧОНа с бандитизмом и кулачеством.

Ни с чем не сравнишь человеческую память. Она как бы предмет одушевлённый, как бы нить, потяни которую - и всплывёт независимо от желания нашего вся жизнь, какая она была и есть со всеми невзгодами, печалями и радостями.

Помнит Клавдия Григорьевна себя совсем молоденькой. Помнит даже, как однажды до самого вечера блудила в лесу и лишь к вечеру, измучившись и потеряв всякую надежду, вышла к своему родному селу. И сказали ей люди: «Счастливой будешь, Клаша!».

Что такое счастье, девочка в ту пору и не представляла. Сызмальства была в няньках, подросла - в прислугах, научилась управляться с лошадью - в казачихи пошла. Не по охоте, а по неволе идти приходилось. В доме-то 17 человек. Восьмеро остались от родной матери, да семерых вместе Я новой матерью привел отец в дом. Впроголодь жилось...

За работу платили мало и редко. Раз в год, под рождество, ложила она на стол красненькую четвертную. Уж больно трудно доставалась эта хрустящая двадцатипятирублевка, но когда она появлялась - был праздник. Мужики поговаривали, что хорошо зарабатывают на онежских лесозаводах. Пошла и Клаша туда. Шёл тогда семнадцатый год, смутный, тревожный...

Здесь на заводе, она и познакомилась с бывшим солдатом, бравым и лихим парнем Александром Барминым, таким же бедняком, как и сама, Вскоре он привёл её к себе в дом. Посидели вечер, попили крепкой запашистой бражки, попели слезливых песен бабы - вот и вся свадьба. Но зажили молодые хорошо, дружно, На работу и с работы вместе.

Вскоре поползли слухи по городу, что свергли в Петрограде временную власть, что быть этому же в Онеге, И вправду, как крысы с тонущего корабля, покатили богачи на Обозерскую, чтобы оттуда удрать в Архангельск да в Вологду. Через полгода новые вести: а Мурманске высались англичане и французы. Тревожно стало в городе. А тут ещё вечерами стал уходить куда-то Александр.

«Не изменяет ли уж суженый-то», - мелькнула мысль. Решила подкараулить. Выследила за городом в старом сарае. Собрались там, оказывается, Николай и Костя Козловские, Абрам Гутин, Пётр Агапитов, Костя Герасимов, Никифор, Константин и Фёдор Гостевы, Николай Стуков. Её заметили дозорные, привели в сарай.

- Вот что, Клаша, о том, что видела, помалкивай, Смутные пошли времена, надо готовиться к худшему, - сказали ей…

Однажды ночью её разбудил топот и беготня – только мостки поют. Открыла глаза. Саши и след простыл. Обежала всех его друзей, нет никого. Позже узнала, что ушли ребята, наспех собравшись, в онежские леса, партизанский отряд создали, который возглавил председатель уездисполкома Пётр Алексеевич Попов. А город заняли интервенты.

В один из погожих августовских дней из-под Чунова привезли интервенты полуживого Костю Герасимова, Видели люди с пристани лесозавода, как сорвал он с глаз чёрную повязку, как грянул залп и медленно, словно нехотя, полетело за борт безжизненное тело юного героя.

Тогда и решила она тоже податься партизаны. Ушла с женами Кости Козловского и Кости Гостева. Лесами, обходя деревни, двигались они на восток. Возле Наволока нарвались на засаду: «Стой, руки вверх». Вышли двое бородатых с винтовками наперевес. Что-то уж больно знакомые лица. Батюшки, Павел Хохлин с Петром Агапитовым. Радости-то сколько! Привели отряд, окружили, накормили хлебом, американскими галетами. А потом сказали:

- Ну, вот что, бабы! Раз пришли, вот вам по винтовке и по шинели. А стрелять будете учиться в бою.

Всякое было. Но рядом был любимый человек, и, может, поэтому невзгоды походной жизни переносились легче. Помнит она и жаркие бои, помнит и горькие дин отступлений.

Вспоминается такой случай. Сообщили разведчики, что в Пороге, Малошуйке и Нименьге большие силы интервентов, которых поддерживает местное население. На совете порешили: бои будут тяжёлые, бабам не место в отряде. В городе и ближних сёлах остались у всех семьи, надо им помочь. И хоть трудно было расставаться с мужем, друзьями по оружию, но приказ есть приказ. Собрали, сколько было денег в помощь семьям, обвязали вокруг Клавиного тела и отправили в город, предупредив:

- Будь осторожна. А если схватят, учить не надо.

В городе вовсю хозяйничали интервенты и белые. Деньги она всё же раздала. Но сама осталась без крова. Сначала устроилась на квартиру на окраине города - через дань облава. Жить стало в городе опасно. Укрылась она у матери мужа, выходя изредка, и то по ночам.

Вскоре родился ребёнок, А через полгода вновь пришлось уйти из Онеги с больным ребёнком на руках. Александр Бармин воевал в то время в 159-м полку. Отступали долго. В Чекуеве она похоронила тёмной ночью свою дочь, не успев толком оплакать...

И снова стала заправским бойцом. Служила в хозчасти, но участвовала и в боях. Потом была радость боевых побед. Первыми в Онегу в 1920 году вышли две роты лыжников, там был и её муж. А через несколько дней вместе с регулярными войсками вошла и она в полусожжённый и разрушенный город.

159 полк через несколько дней уехал на южный фронт, а её с мужем вызвали срочно в Архангельск. Александр Васильевич стал начальником одного из городских отделений милиции, она - рядовым сотрудником.

До середины тридцатых годов не снимала она с себя суровую шинель. Сняла, лишь вернувшись в Онегу, где и сейчас живет на улице Победы, Название которой напоминает ей о тех далеких славных временах.

Советская Онега. 07.03.1970 (29).

Я. Пеннер