ПРЕДИСЛОВИЕ

В опубликованной на сайте «onegaonline.ru», на странице деревни ПРИЛУКИ публикации, под названием «СТАРЫЙ ДОМ», автора Владимира Ильязова, отрывок из которой я привожу ниже, говорится о том, что почта переехала в рядом стоящий дом, из которого якобы «раскулачили» и «выселили трёх сестёр».

«В 1946 году в Прилуки приехал мой прадед Василий Алексеевич Дурнев с женой Марией Васильевной и дочерью Машей семнадцати лет от роду, он купил второй этаж дома, помещение, где находилась почта, а почтовое отделение перекочевало в соседний дом, из которого в двадцатых годах выселили трёх сестёр. Василий Алексеевич устроился работать бакенщиком, жена вела хозяйство, дочь, окончив курсы, работала счетоводом в сельпо. Эта маленькая семья после долгих скитаний обрела наконец свой дом. Почти шестнадцать лет они переезжали из деревни в деревню, пытаясь спастись от преследований...». <1>

Прочитав этот рассказ, где говорилось о доме, куда переехала почта, а также о трёх сёстрах, проживавших в этом доме, у меня невольно появилась догадка, что здесь речь идет о прародительском доме нашей мамы, поскольку почта в этом доме действительно размещалась до середины 70-х годов прошлого века. А во время наших приездов в Прилуки в 70-х годах, я лично с мамой неоднократно приходил, на почту, и мама водила меня по помещениям второго этажа, где когда-то она родилась, и жила в семье в доме своего деда – станционного смотрителя станции села Прилуки, до отъезда в 1919 году в эмиграцию. На первом же этаже размещались помещения для ночлега проезжающих и служебное помещение нашего прадеда Петра Васильевича Красильникова – последнего станционного смотрителя села Прилуки.

У мамы действительно были ещё две сестры, однако никого из них никогда в этом доме не раскулачивали, и уехали они из Прилук в разные годы и по разным причинам, о чём в последующих публикациях попытаюсь рассказать. Вот о нём, последнем станционном смотрителем почтовой стации села Прилуки мой рассказ.

ПЁТР ВАСИЛЬЕВИЧ КРАСИЛЬНИКОВ – НАШ ПРАДЕД ПОСЛЕДНИЙ СТАНЦИОННЫЙ СМОТРИТЕЛЬ СЕЛА ПРИЛУКИ

Мама, Аполлинария Петровна, происходила из древнего крестьянского рода Красильниковых, прочно укоренившегося в Прилуках вероятно ещё в XVI веке, а возможно и раньше. Известно, что в этом роду из поколения в поколение основным занятием было «править Государеву службу» и осуществлять почтовую, а для путешествующих, и ямскую связь, на пути к Белому морю.

Ещё 8 июня 1693 года от имени правивших тогда Царей – Ивана и Петра, был оглашен Указ об устройстве с 1-го июля 1693 года постоянной почтовой гоньбы между столицей и Поморьем.

«… а гонять с тою почтою выборным почтарям Московским и городовым ямщикам с Москвы с Их Великих Государей грамотами и со всякими иноземскими и торговых людей грамотками…».<2>

Вот эту почтовую и ямскую повинность, и осуществлял из века в век в Прилуках род Красильниковых, в качестве, так известного нам по повести А.С. Пушкина «Станционного смотрителя».

В памяти мамы и её сестры, Анисьи Петровны, сохранялись сведения о нашем прапрадеде Василии Матвеевиче Красильникове, который прожив более восьмидесяти лет, скончался 13 мая 1894 года. Женат он был на Екатерине Андреевне, 1812 г.р. которая скончалась 28 декабря 1886 года.

У Красильниковых издревле в деревне была деревенская кличка «кукан», слово, значение которого, как мне недавно стало известно, обозначало рыбацкую снасть.

Сын Василия Матвеевича, нашего прапрадеда, Пётр Васильевич, родился около 1834 года и перенял впоследствии от отца обязанности станционного смотрителя в Прилуках. По существу он был на государевой службе, за которую был ответственен перед почтовым ведомством. Обязанности свои он выполнял с большим усердием и, по рассказам мамы, был отмечен Похвальным Листом, пожалованным ему Государём Императором Александром III за хорошую службу. До большевистского переворота эта «Почётная Грамота» висела в особой рамке дома на самом видном месте.

Красильников Пётр Васильевич

У нашего прадеда Петра Васильевича, по рассказам мамы, в Прилуках был брат, Семён Васильевич, от которого пошла ещё одна ветвь рода Красильниковых, потомки которого на протяжении многих поколений, и до сих пор (в частности Анатолия Степановича Красильникова) являют собою образец достоинства, порядочности, родовой памяти и честного служения долгу. К сожалению, по состоянию на конец XX века, никто из потомков этого рода Красильниковых в Прилуках уже не проживает.

Станция в Прилуках обеспечивала своими лошадьми доставку почты и проезд путешествующих вдоль реки Онеги (паломникам, и по своей надобности проезжающим людям).

До самого большевистского переворота Пётр Васильевич обслуживал почтовую связь на участках вверх по реке Онеге: Прилуки - Турчасово, и иногда выше до Бирючевских порогов, и вниз: Прилуки - Хачела, и иногда до Кожеозерского монастыря.

Фрагмент карты Стрельбицкого, 1871 г. (изд. 1905 г.)

Кроме своей работы, он, как и любой другой крестьянин села, вёл с помощью своих же домочадцев своё крестьянское хозяйство, и, притом немалое. Когда я в очередной раз приехал в Прилуках, и попросил старожилов показать мне бывшие красильниковские поля, у каждого их которых было свое название: «Остров», «Минино», «Большой Горелец», «Выходное», то представил себе, как же непросто было наверно ему каждый год обрабатывать эти, по северному не плодородные участки земли, чтобы вырастить на них хоть какой-то урожай. Правда, в советское время эти, когда-то отвоёванные у тайги земли, политые потом многих поколений наших предков, тогда совхозные, никто уже не обрабатывал, и они заросли кустарником и заболотились.

Был Пётр Васильевич по северному немногословен, очень трудолюбив и хозяйство своё содержал превосходно. По воспоминаниям мамы душой он был отзывчив, очень гостеприимен, вёл свой дом в строгости, в истинно христианском православном духе. Был он истинно православным человеком и примерным прихожанином нашего Прилукского Храма во имя Рождества Христова. Пожертвованные им в Храм хоругви, мне показывала мама в церкви, когда я вместе с ней бывал в Прилуках в 1970-х годах.

В качестве примера можно привести хотя бы мамин рассказ:

«Дедушка не изменил своим нравственным принципам и тогда, когда после смерти папы, (нашего деда, а его сына Петра – И.Д.), на его плечи легло тяжелое бремя заботы о семье сына – его вдове и трёх дочерях, старшей из которых, мне, шёл тогда пятнадцатый год, а младшей, Нине, было всего пять лет. На замечание мамы (нашей бабушки – И.Д.): «Папаша, у нас уже не стало кормильца, нам нужно жить поскромнее, и не так хлебосольно», он ответил: «Поля, не ограничивай меня, пока я жив, и в силах работать, я буду делиться с людьми всем тем, что у меня есть».

Было ему тогда 75 лет, он продолжал нести свою государеву службу станционного смотрителя. Почти до девяностолетнего возраста, он имел обычай на ходу садиться в повозку. Умер он, в возрасте 94 лет, не болея.

Дом его, как водилось в прежние времена в селах на реке Онеге, был большой двухэтажный. Под одной крышей, как гигантский брус, разделенный поперечными «перерубами», находились и жилые помещения, и тёплый хлев для скота, и конюшня для лошадей, и поветь для сена и соломы, и большой сарай для повозок и саней. Туда по взвозу на второй этаж свободно въезжали сани или повозки, запряженные парой лошадей. Построено это было искусными руками северных плотников из векового, специально отобранного леса, и так надежно подогнано, что до сих пор, уже более 200 лет, радует проживающих в нём крестьян теплом и надежностью. Умели русские люди в те времена так обустраивать своё жилье, чтобы в условиях жестоких северных морозов всё было под рукой.

Дом Петра Васильевича Красильникова в с. Прилуки, он же почтовая станция (фото 1912 г.)

На этой фотографии в окнах второго этажа мама и тетя Ниса, внизу наш прадед Пётр Васильевич, бабушка, тётя Клавдея, сестра мамы Нина и другие родственники.

Дом, в котором испокон века жили наши прадеды и деды, был одновременно и почтовой станцией, и гостиницей для остановившихся на ночлег путешественников. Стоит наш прародительский дом и поныне. В 70-е годы XX века, на втором этаже была почта, а сейчас здесь живёт крепкая семья северян, наверно и не подозревая, что живы ещё прямые наследники этого исторического строения.

Паломники, странствующие цыгане, просто странники, нищие, «самоеды», привозившие на санях рыбу для обмена на сухари – для всех находилась простейшая пища и ночлег, никому и никогда наш прадед не отказывал в ночлеге и пище, при этом часто безвозмездно. Мама рассказывала что порой, спустившись ночью со второго этажа, приходилось буквально перешагивать спящих даже на полу людей.

На рубеже XIX и ХХ вв. в тех местах странствовал юродивый, кажется, звали его Гриша, обладавший даром ясновидения и предсказания. Бродил от деревни к деревне, питаясь подаянием, поучая и пророча. Говорил он часто иносказательно, многим предсказывал их судьбу, В частности, он предсказывал: «наступит время, когда по небу будут летать железные птицы и всё небо будет опутано проволокой». Было это в те времена, когда в этих отдалённых местах ещё не слышали об электричестве и авиации, Зимой и летом он странствовал от села к селу босой. Для него в доме прадеда всегда была приготовлена постель, после бани его одевали во всё чистое, он жил в доме столько, сколько ему было нужно, чтобы набраться сил, и снова отправлялся в свои странствия.

Рассказывала мама, как останавливались на станции «старатели», которые ходили по берегам рек и собирали речной жемчуг, а добытый жемчуг ей показывали. Нелишне здесь сообщить, что нарядные, украшенные жемчугом кокошники, сарафаны, да и вообще праздничные одежды северянок, были из своего, местного жемчуга. Вспоминала мама и рассказы богомольцев, путешествующих к Кожеозерскому и Соловецкому монастырям.

Вся семья жила на втором этаже, а на первом были частично служебная контора прадеда и помещения для ночлега проезжающих. Вероятно, как и пушкинский станционный смотритель, мой прадед проверял подорожные листы у проезжавших, и записывал всех в специальной книге, обеспечивал провоз почты и выполнял другие служебные обязанности, включая трудную и опасную службу ямщика. Был он человеком необыкновенным, строгий характер, доброе отзывчивое сердце и твёрдые правила жизни снискали ему уважение односельчан, и, хотя матери, желая урезонить не в меру расшалившихся малышей, и грозились им порой «отдать кукану», (был он с ними строг), но возвращаясь из своих дальних поездок, всегда одаривал сельских ребятишек конфетами. Людей привечал он не подолгу службы, а по велению сердца.

В почтовой повозке наш прадед, далее, слева направо: мама и её сёстры Нина и Анисья

Пётр Васильевич был женат на Агафье Ивановне (1832-08(20).12.1897), из старинного онежского села Вазенцы. Была Агафья Ивановна тихим добрым и кротким созданием. Как говорили в селе, прадед взял её в жены «от корзины», родительская семья прабабушки была бедной, и в голодное время, когда хлеба не хватало до нового урожая, она ходила по деревням с корзиной, просила подаяние. Родила Агафья Ивановна Петру Васильевичу четырех детей: Прасковью, 1855 г.р.; Клавдию, 1865 г.р., Ивана, 1867 г.р., Петра, 1869 г.р.

Со временем подросли дочери Петра Васильевича, заневестились, и он выдал замуж сначала старшую дочь Прасковью, а потом и младшую Клавдию, Судьба у каждой из дочерей сложилась по-разному.

Слева: Клавдия Петровна Суханова (Красильникова), справа: Прасковья Петровна Келарева (Красильникова), в центре внучка Прасковьи Клавдия (Клавдия Семёновна Келарева)

Обе дочери, выйдя замуж, создали свои семьи и стали жить в домах своих мужей, а сыновья, повзрослев стали ямщиками, возили почту и путешественников. Но вскоре, по рассказам мамы, с её дядей Ваней случилось несчастье.

Родился Иван в 1867 году, рос нормальным мальчиком и подростком и, когда стал постарше, помогал прадеду в качестве ямщика. И вот однажды, 28 июня 1886 года, Иван отвозил священника в Турчасово, и один, без седоков, возвращался в Прилуки. Лошадь с повозкой, в которой без признаков жизни лежал Иван, пришла в Прилуки к ночи. Что случилось в пути, что послужило причиной смерти, так и осталось невыясненным. Внешне казалось что Иван, хотя и без признаков жизни, как бы спит, и никаких видимых следов тления или пятен близкие не замечали. Ивана не хоронили 13 дней, все ждали, что жизнь вернётся к нему, но потом, всё же, похоронили на кладбище в Прилуках.

Почти девяносто лет спустя, в июле 1975-го года, мне пришлось возвращаться пешком ночью из Турчасово в Прилуки. Шёл я по дороге вдоль реки Онеги. Именно по этой дороге, когда-то возвращался Иван, и вспомнил я тогда рассказ мамы о смерти «дяди Вани». Постепенно на меня нашло какое-то непонятное, с точки зрения здравого смысла, состояние погруженности в давно прошедшие времена. Я просто физически ощутил себя в том времени, как будто машина времени переместила меня в совершенно другие времена, и я оказался свидетелем событий, прошумевших на берегах Онеги много веков тому назад, когда вольные люди Великого Новгорода «ушкуйники» бродили по диким тогда берегам Онеги. И хотя на Русском Севере свидетельства прошлых веков ощущаются повсеместно (для тех, кому они дороги и близки), но события той ночи оказались для меня необъяснимы до сих пор.

После кончины Ивана Петровича, старшего сына прадеда, младший сын, Петра Васильевича, наш дед, Пётр Петрович, родившийся 12 октября 1869 года, остался единственным помощником отцу в семье. Как и старший брат, Иван, он был ямщиком на почтовой повозке, возил седоков, почту, и одновременно работал в крестьянском хозяйстве. Здесь, пожалуй, уместно вспомнить рассказ мамы о том, как в Прилуках девушки зимой договаривались проводить посиделки (девичник) или, как это говорилось, собирались чтобы «петь песни».

Они снимали у какой то одинокой старушки избу, мыли там полы, чистили весь дом, в большой комнате по периметру стен устанавливали лавки и собирались там с вязанием или вышивкой (готовили себе приданное) и пели песни. Сюда, «на огонёк» приходили деревенские парни – «дроли», все нарядно и чисто одетые, трезвые (если только кто либо был замечен по запаху, что было исключительно редко, тут же выставлялся за дверь). Здесь шутили, пели песни, водили хороводы и естественно подбирали себе «суженого» или «суженую».

Так, или другим образом, встретились и дедушка Пётр Петрович, с бабушкой, Пелагеей Степановной Дьяковой (девушки одной из богатых семей в Прилуках). Но известно, что ухаживал Пётр Петрович за Пелагеей Степановной больше четырёх лет. Сейчас уж никто не скажет, как они объяснились, но полюбили они друг друга беззаветно.

Когда пришла пора Петру Петровичу посылать сватов, и бабушка, Пелагея Степановна, сказала своей матери, нашей прабабушке, Екатерине Филипповне Дьяковой, кто её «суженный», ответ был непреклонный: «за погонялку не отдам», намёк был на бедное ямщицкое сословие жениха.

Но не таковы были женщины в северных сёлах, чтобы отказываться от своих любимых. Если Прасковья Петровна грозилась прадеду Петру Васильевичу броситься в Онегу, если он не разрешит ей выйти за Келарева Андрея Осиповича, то бабушка, Пелагея Степановна, решительно заявила прабабушке, что в случае отказа Петру Петровичу Красильникову, она уйдёт к нему без материнского благословения.

Пелагея не смирилась и вышла замуж за любимого без благословения матери, лишившей её приданного и наследства. Венчание состоялось в Прилукской церкви в 1891 году. Дедушке было 22 года, а бабушке 20 лет. Свадьбу сыграли по обряду, принятому в Прилуках и бабушка переехала в дом Красильниковых.

Пётр Петрович Красильников с супругой Пелагеей Степановной (наши дедушка и бабушка)

Только после рождения первой дочери, Аполлинарии, нашей мамы, Екатерина Филипповна смирилась, простила дочь, вернула ей приданное и наследство и крестила внучку, став её крестной матерью. Таким образом, семья Красильниковых породнилась с одной из богатых семей Прилук - семьей Дьяковых, что в будущем отразилось и на маминой судьбе. Поселились молодые в большом родительском доме Петра Петровича. Пелагея Степановна подарила Петру Петровичу трёх дочерей: Последовательно родились: Аполлинария, 31 декабря 1893 г.; Анисья , 12 января 1896 г.; Нина, 30 декабря 1902 г.

Назвали маму редким монашеским именем Аполлинария. День Ангела которой, празднуется накануне Крещения, в постный день. Когда впоследствии мама спросила бабушку, почему ей дали такое имя: «и именины даже отпраздновать нельзя - пост», бабушка ответила: «будешь богатой, тогда праздновать будешь на Крещение, а если будешь бедной, то и за постное угощение тебя никто не осудит».

Мама со своими любимыми дедушкой Петром Васильевичем и тётей Клавдией

Благодаря трудолюбию и рачительному ведению хозяйства, семья жила в достатке и согласии. Но в 1908 году, 9 марта, семью постигло великое горе, скончался от воспаления лёгких наш дед Пётр Петрович, мамин отец. Было ему всего 38 лет, в замужестве с нашей бабушкой он прожил всего 17 лет. На руках прадеда, Петра Васильевича, осталась семья сына – его вдова и три дочери, старшей из которых, нашей маме, шёл пятнадцатый год. Умирая, сын просил: «Батюшка, не оставь детей». В ответ он услышал: «не тебе, а мне надо было умирать, да Бог решил по иному, будь спокоен детей не оставлю».

Бабушка была безутешна, горе подкосило её силы, и она долго болела. Но необходимость заботиться о трёх оставшихся на её руках малолетних девочках, заставила её собраться с силами. Забота о хозяйстве и детях легла теперь на её плечи и плечи старика свёкра Петра Васильевича, которому шёл уже 75 год. Когда умер отец, маме шёл пятнадцатый год, Анисье двенадцатый, а Нине шёл шестой год.

Здесь я прерву рассказ о жизни семьи Красильниковых до 1919-20 года, так как мама уехала из Прилук в Петербург, где жила – гостила в семье родной тёти до 1918 года, и рассказать о маме, и её любви к родному краю, Прилукам и односельчанам, мне хотелось бы написать в отдельном очерке.

В Прилуках же Анисья Петровна, которая отличалась от своих сестёр задором, как в работе, так и в гуляниях, и была завидной невестой среди других девушек села, полюбила своего односельчанина из крепкой крестьянской семьи, Фёдора Николаевича Кузнецова.

Обвенчались Анисья Петровна с Фёдором Николаевичем в 1922 году (вероятно тогда ещё безбожники не препятствовали совершению обряда, хотя Фёдор Николаевич в гражданскую войну и партизанил на стороне красных). В семье Кузнецовых 22 мая 1923 года родился сын Анатолий, наш двоюродный брат.

Из записей в церковной книге (которые сохранились у нашего родственника Анатолия Степановича Красильникова), крещён он был в Прилукской церкви 23 июня 1923 года (память 23 августа), а крёстным отцом и матерью стали — Василий Николаевич Кузнецов, брат Фёдора Николаевича, и Нина Петровна Красильникова, сестра Анисьи Петровной – наша тётя.

Со слов Анатолия Степановича в семье родилась ещё дочь Елена, которая умерла вскоре после рождения. Фёдор Николаевич, 1894 года рождения вошел в красильниковскую семью, как нельзя более, кстати. Крестьянское хозяйство семьи уже давно нуждалось в крепких мужских руках, так как силы нашего прадеда были на исходе, ему было уже за 90 лет.

Наш прадед Пётр Васильевич скончался 6 июня 1925 года. Умер он так же достойно, просто и тихо, как и жил. Попросил внучку (тётю Нису) поставить самовар, попил с нею чай, сказал: «что-то я устал, пойду, прилягу», лёг на свою постель и тихо отошел ко Господу, было ему тогда 93 года.

Родился наш прадед во времена Пушкина, пережил эпохи царствования Николая I, Александра II, Александра III, Николая II, много повидал в жизни, и было ему, о чём вспомнить.

Но уверен, что такого помутнения умов у своих земляков, какое ему пришлось увидеть на закате своей жизни, что означало крушение всех его основополагающих и жизнеутверждающих понятий, ему не могло присниться и в страшном сне.

Может быть, только смерть вдохновителя и организатора всех этих потрясений на просторах Русской Равнины – Ульянова-Ленина, в 1924 году, как-то могла подать ему надежду на возврат жизни к человеческим понятиям. Но, к сожалению и этого не случилось.

Здесь хочется привести отрывок из письма к нам маминого земляка Ивана Васильевича Томилова, с которым она переписывалась (как и с другими односельчанами) и даже посылала ему маленькие гостинцы, а после кончины мамы в 1977 году, продолжала делать это моя сестра Нина, (очерк о нём опубликован на сайте onegaonline). Жил он тогда в интернате, под Архангельском, а потом у чужих людей, и часто посылал нам письма и свои фотографии: «…Вот сожалею, что отца её, а Вашего деда Петра Петровича помню туманно - вскользь, а вот его отца, Вашего прадеда, Петра Васильевича Красильникова знал и помню отлично по сие время, и даже помню, как его хоронили в Прилуках, и думал (ошибался): Полина, Ниса, Нина – эти все три девицы его дети. Причем все были спокойно вежливы, приветливы и не балагурные…».

Мама у могилы нашего прадеда Петра Васильевича Красильникова, в 1964 году на кладбище в Прилуках

Несколько слов о том, как бережно сохранялась память о нашем прадеде в нашей семье. Наша семья в 20-40-х годах XX века жила в эмиграции, и нам детям, мне и моей сестре Нине, родившимся за рубежом, мама часто рассказывала о жизни в Прилуках до октябрьского переворота, и естественно, о Петре Васильевиче, своём дедушке, которого она очень любила. С уверенностью можно сказать, что весь духовный мир нашей мамы был сформирован под влиянием его личности и примера его жизни. Это же относится и к дочери Петра Васильевича – Клавдии, которая и своей жизнью и Богомольем на Святую Землю (о чём напишу отдельный очерк) оставила в душе мамы светлую память на всю жизнь. Об этом свидетельствует и их общая фотография с мамой, ещё маленькой девочкой.

В доме за границей у нас в рамке на видном месте всегда висел потрет Петра Васильевича, а внизу под ним маленькая цветная открытка в рамочке с изображением извозчика- «лихача», как намёк на его профессию.

В заключение этого очерка немного из истории почтовой связи в прошлом.

«С самого начала пересылка почтовой корреспонденции была сосредоточена в руках государства, в лице княжеской администрации. Московские князья в Х1V-ХV веках учредили особую конную почтовую службу – (ямскую гоньбу) – государственную организацию транспортных перевозок и передвижения гонцов.

По дорогам Московского государства через каждые 30-40 вёрст были устроены почтовые станции - ямские дворы, предназначенные для смены ямских лошадей и отдыха проезжающих. Между соседними станциями курсировали конные повозки, управляемые возницами – ямщиками. Для проезда на ямских лошадях необходимо было получить княжеское разрешение, подорожную грамоту. К концу ХV1 столетия ямская гоньба охватила всё Московское государство, включая Сибирь. В 1665 году царь Алексей Михайлович повелел устроить регулярную доставку официальной корреспонденции из Москвы в Ригу и обратно. Организатором регулярной почтовой связи стал глава Посольского приказа боярин А.Л. Ордин-Нащекин. В 1668 году регулярная почтовая линия связала Москву с Вильно, в 1693 году с Архангельском, а в 1698 году с Сибирью. На протяжении столетия протяженность регулярных почтовых линий была значительно увеличена. В 1724 году в России начались регулярные почтово-пассажирские морские перевозки. В царствование Екатерины II генерал-почт-директор А.А. Безбородко распорядился составить подробные почтовые карты Российской империи для улучшения почтовой связи. К концу ХVIII века в России сформировалась административная структура почтового ведомства. Руководство всем почтовым делом стало осуществлять Главное почтовое управление. В 1802 году, в связи с учреждением в Российской империи министерств, Главное почтовое управление было присоединено к Министерству внутренних дел. После реформы 1830 года в почтовой отрасли произошли важные изменения: введение городской почты, осуществляющей доставку почтовых отправлений в городах, устройство сообщений для перевозки пассажиров в колясках, новые формы содержания почтовых станций, приведение к единообразию производство почтовых операций. Крестьянская реформа 1861 года и создание Земского самоуправления позволили организовать почту для обслуживания всего сельского населения. С 1865 года земства начали организовывать собственные почты. Несмотря на многие запреты и ограниченность в средствах, земская почта получила большое распространение и в конце XIX столетия существовала в 190 уездах». <3>

Дополнить эту справку мне хотелось бы сведениями, которые однажды я прочитал в какой-то публикации онежских краеведов о первых заседаниях советской власти в Онеге, на которых решался вопрос об изыскании средств на выплату жалования станционным смотрителям Поонежья, К сожалению сейчас не могу вспомнить ни фамилию автора публикации, ни названия статьи. Но сам факт этого обсуждения говорит о том, что и 20-е годы прошлого столетия связь между селами Поонежья, городом Онегой и, возможно, другими населёнными пунктами осуществлялась по-прежнему станционными смотрителями.

Закончить этот очерк мне хотелось бы отрывком из пушкинской характеристики о станционных смотрителях начала XIX века. Пушкин в «Повестях Белкина» создал трогательный, вызывающий уважение и сочувствие образ станционного смотрителя Самсона Вырина. Как не вспомнить шутливого и вместе грустного начала этой знаменитой повести ...

Станционный смотритель

«Кто не проклинал станционных смотрителей, кто с ними не бранивался? Кто, в минуту гнева, не требовал от них роковой книги, дабы вписать в оную свою бесполезную жалобу на притеснение, грубость и неисправность? Кто не почитает их извергами человеческого рода, равными покойным подьячим или, по крайней мере, муромским разбойникам? Будем, однако, справедливы, постараемся войти в их положение и, может быть, станем судить о них гораздо снисходительнее. Что такое станционный смотритель? Сущий мученик четырнадцатого класса, огражденный своим чином токмо от побоев, и то не всегда (ссылаюсь на совесть моих читателей). Какова должность сего диктатора, как называет его шутливо князь Вяземский? Не настоящая ли каторга? Покою ни днем, ни ночью. Всю досаду, накопленную во время скучной езды, путешественник вымещает на смотрителе. Погода несносная, дорога скверная, ямщик упрямый, лошади не везут – а виноват смотритель. Входя в бедное его жилище, проезжающий смотрит на него как на врага; хорошо, если удастся ему скоро избавиться от непрошеного гостя; но если не случится лошадей?.. Боже! какие ругательства, какие угрозы посыплются на его голову! В дождь и слякоть принужден он бегать по дворам; в бурю, в крещенский мороз уходит он в сени, чтоб только на минуту отдохнуть от крика и толчков раздраженного постояльца. Приезжает генерал; дрожащий смотритель отдает ему две последние тройки, в том числе курьерскую. Генерал едет, не сказав ему спасибо. Чрез пять минут – колокольчик!.. и фельдъегерь бросает ему на стол свою подорожную!.. Вникнем во все это хорошенько, и вместо негодования сердце наше исполнится искренним состраданием.

Ещё несколько слов: в течение двадцати лет сряду изъездил я Россию по всем направлениям; почти все почтовые тракты мне известны; несколько поколений ямщиков мне знакомы; редкого смотрителя не знаю я в лицо, с редким не имел я дела; любопытный запас путевых моих наблюдений надеюсь издать в непродолжительном времени; покамест скажу только, что сословие станционных смотрителей представлено общему мнению в самом ложном виде. Сии столь оклеветанные смотрители, вообще суть люди мирные, от природы услужливые, склонные к общежитию, скромные в притязаниях на почести и не слишком сребролюбивые. Из их разговоров (коими некстати пренебрегают господа проезжающие) можно почерпнуть много любопытного и поучительного. Что касается до меня, то, признаюсь, я предпочитаю их беседу речам какого-нибудь чиновника 6-го класса, следующего по казенной надобности. Легко можно догадаться, что есть у меня приятели из почтенного сословия смотрителей. В самом деле, память одного из них мне драгоценна. Обстоятельства некогда сблизили нас, и об нём-то намерен я теперь побеседовать с любезными читателями ...».

Форма станционного смотрителя

Конный почтовый экипаж XIX-XX века

Источники:

<1> - Старый дом (Текст) / Владимир Илязов // Двина. - 2014. - № 1. - С. 107-109.

<2> - ПСЗРИ. Том 3. С.158.

<3> - http://amur-ivanovka.narod.ru/sech/histori.htm

© И.Д. Иванов