(Из прошлого Устьмоши)

Праздник Рождества Христова начинался рано. В четыре часа утра даже детвора была на ногах. Надевали лучшие одежды. Подростки, дети собирались группами и шли славить Христа. Для праздника делали звезду — металлический или деревянный обруч, закреплённый на шесте. Внутри обода ставили свечу. Чтобы она не погасла, обод с одной или с обеих сторон был застеклён. Звезда украшалась лентами. С ней группа славящих Христа переходила от дома к дому. Славили Христа песней:

Христос рождается — славите.

Христос рождается — не возрящете.

Христос не Земле, возноситеся.

Пойте, Господи, вся Земля.

Хозяину желали доброго урожая, всяческих благ. А тот выходил на крыльцо, кланялся, выносил решето гостинцев, одаривал каждого баранками, узорными пряниками, иногда крашеными яичками, яблоками. Особенным угощением считались розовые баранки. Пирогами и домашним печеньем одаривать было не принято. «Пироги и дома у всех есть». Домашним печеньем одаривали нищих. Для них хозяйки пекли небольшие каравайчики, дарили целыми, резать было не принято.

На смену одной группе славящих приходила другая. И так до вечера. Всех славящих одаривали гостинцами. «Всех? Так это сколько же надо?» — возразят мне читатели. А много и закупали. Христославное закупали коробами да заранее. Пряники и баранки пекли на пекарне. (Оказывается, и пекарни были на Устьмоше).

Около полудня всё взрослое население возвращалось из церкви. Ехали на санках сплошным потоком, повозка за повозкой, от церкви до деревни, от деревни до деревни дорогу не перебежишь.

Рождество Христово считалось домашним праздником, потому каждая семья собиралась за домашним столом, но двери были открыты и для гостей. Самые разные блюда готовили хозяйки к праздничному столу.

Славящие Христа, обойдя свою деревню, ходили в соседние. Если у хозяина кончались гостинцы, не обижались, пожелав ему добра, шли к другому дому.

После 7 января начинались святки — время игр, шуток, ряженых, гаданий и проказ. По деревне ходили ряженые с гармошкой, с балалайками. Рядились и взрослые, и дети. Старались быть неузнаваемыми. Рядились в шкуры животных, делали чучела из соломы, доставали из сундуков старинные одежды, рядились цыганками. Ряженые ходили из дома в дом, разыгрывали сценки.

Иногда разыгрывали и сценки, подсмотренные из жизни односельчан.

Двери для всех были открыты: «Пляшите — не жалейте полу».

Девушки сговаривались, в какой избе будут гадать. Собирались по шесть-восемь человек. Парни старались разгадать, где будут гадания, и своими выдумками предсказать загаданное. Подростки ходили озорничать: сани хозяина могли оказаться за деревней, поленница дров на дороге, забытый на улице топор или метла примороженными. Злые и непоправимые шутки не допускались, а дома, где жили старики, обходили стороной. Однажды в доме, где жили две престарелые женщины, озорники облили парадное крылечко водой с углями и золой. Старая женщина целую неделю выходила с ведром горячей воды и отмывала крылечко. Селяне ворчали: «Озорничайте, да меру знать надо».

В домах побогаче на старый Новый год ставили ёлку. Украшали её пряниками-косяками, конфетами, длинными, как разноцветные карандаши, самодельными игрушками, зажигали свечи. Приглашали на ёлку детей помладше, в основном девочек. Водили хороводы, читали стихи: «Христос рождается», «Ну пошёл же, ради Бога», «Вот моя деревня». Дед срезал с ёлки гостинцы, одаривал детвору и даже делал небольшие подарки.

Приходили смотреть ёлку и взрослые. Для них было угощенье у ёлки за столом. После долго восхищались, как хорошо всё было устроено.

Кончались святки 18 января. А 19 января было Крещенье. На реке вырубалась прорубь — иордан. На несколько деревень одну, длинную, прямоугольную. Собирались люди. Попы служили молебен. Находились смельчаки, которые купались, а иногда купали детей.

Крестьяне набирали воду, несли её домой, кропили избу, поили детей, животных, а потом ещё долго её хранили и, называли святой водой.

Праздник Рождества Христова кончился. Крестьяне принимались за дела. Но через семь недель их ждал новый праздник — масленица. Он длился целую неделю. К этому празднику на берегу реки выбирали ровную площадку, расчищали от снега до земли. Здесь собирались и веселились все — от мала до велика. Плясали, водили хороводы, кадрили. Особенно любили устьмошане кадриль, в неё входило до 12 плясок, которые сопровождались разной мелодией каждая. Гармонистов всегда хватало. На смену одному выходил другой, а иногда заливалось по несколько. На высоком берегу устраивали горку для катания на санках. Делали её в виде лотка. На дно клали доску или солому, заливали водой. Затем забрасывали снегом, полозьями саней наносили дорожку и снова поливали водой. Такая горка-лоток устраивалась через всю реку так, чтобы сани выносило на другой берег. Кататься по ней было безопасно. А по бокам горки-лотка устраивались пешеходные дорожки, возвращаться с санками тоже было безопасно.

Начинала катание молодёжь, а потом, развеселившись, парни сажали на санки уже старых людей. Как ни упирались бабуси, а каждую прокатят на санках да не один раз. Масленица же!

А еще заведено было на Устьмоше кататься на конях по всей округе. Коней запрягали в лёгкие саночки, которые застилали ковриками, покрывалами. Украшали коням гривы. Для выезда была особая сбруя, дуга с колокольчиками. Парни сажали свою избранницу и катали по всей округе. Как тут не вспомнить песню:

Застелю свои сани коврами,

В гриву алую ленту вплету.

Пролечу, прозвеню бубенцами

И тебя на лету подхвачу.

Ездили к родственникам, друзьям, принимали участие в играх других деревень.

На угощенья на масленицу не скупились. Сбавляли бычка, овец. «Сбавляли» — не принято было говорить «забивали, резали».

В эту праздничную неделю крестьяне откладывали все дела — не пряли, не ткали, не рубили, не возили. Но как только заканчивался праздник, тут уж без дела никто не сидел. Даже девочке в четыре года давали прялочку, а в шесть лет уже учили вязать на спицах. Мальчики были помощниками отца на дворе, на заготовке дров, возили дрова, навоз на поля.

А по деревням разъезжал вербовщик, приглашал мужиков на заработки в Лепшу, Шалакушу, в Плесецкую. И если домашние дела были переделаны, хозяин ехал «возить контору» — значит, возить дрова, лес, пилить шпалы. Разумеется, ехал каждый на своей лошади, со своим фуражом. Мог работать столько, сколько ему было можно. Получив расчёт, возвращались домой. Везли треску, селёдку, сахар, муку-крупчатку, ткани, гостинцы и, конечно же, деньги.

Ведь скоро будет большой светлый праздник — Пасха!

Так это и было на Устьмоше. Не верите? Спросите тех, кому сегодня за восемьдесят.

Н. ДМИТРИЕВА

п. Липаково.

Плесецкие Новости, 1992, 18 января.

Н. Дмитриева