*

Предисловие

О Соловках столько написано, что уже и подумать о них своими словами трудно. "Жемчужина Беломорья", Северный форпост России, самая неприступная средневековая крепость в Приполярье, остров спасения в мирском море, живая трагическая и величественная история... Я не стремлюсь говорить о Соловках. Я говорю о себе, о своей грешной душе, приблизившейся к святыне. Мои впечатления, мои чувства, мои мысли... Может, кому-то будет интересно.

Я еду на Соловки. Точнее, на Соловецкий архипелаг Белого моря. Я очень волнуюсь. Почему? Не знаю. Возможно, потому, что давно уже зовет меня к себе это удивительное место.

Впервые я услышала о Соловках лет в семь. До сих пор помню летний вечер. В комнате оранжевый свет, который посылает приоткрытое окно в доме напротив, отражая заходящее солнце. Мамина подруга рассказывает о туристической поездке на Соловки. Что она говорит, я не помню. Только слова "красотища" и "непременно съездить" сохранила память. А вот ощущения от этого рассказа помню отчетливо: закатное багровое небо, мрачные тёмные, почти чёрные камни, белый храм и люди в чёрном, много людей - мне жутко и всё-таки не могу оторваться: хочется смотреть на это всё без отрыва и о чём-то спросить чёрных людей.

Родители так и не собрались на Соловки, хотя это слово не раз всплывало во время обсуждения отпускного маршрута. А я вот собралась. Дикарём (не люблю ходьбу строем и чётко расписанные мероприятия, не допускающие "шага влево, шага вправо"). Может, что-то важное в жизни станет понятнее там, где Христос близко.

Итак, я еду. Куда и зачем? Что я хочу там увидеть?

Во-первых, сам Спасо-Преображенский Соловецкий ставропигиальный мужской монастырь, ныне возрождающийся, изображение которого известно каждому россиянину если не по многочисленным фото, то уж по изображению на пятисотке точно. Архитектурный ансамбль, многочисленные храмы, прославленные Соловецкие святые и святыни.

Во-вторых, в советское время на Соловецких островах располагался первый в СССР лагерь особого назначения, положивший начало сталинскому ГУЛАГу. Через Соловецкий лагерь и его филиалы на материке прошло более миллиона заключённых. В основном туда отправляли духовенство всех конфессий. Узнать побольше о лагере и его узниках, поклониться могилам страдальцев за веру.

В-третьих, море. Белое море, самое солёное из всех внутренних морей, имеющее открытую границу с Северным Ледовитым океаном, омывает архипелаг со всех сторон. Оно очень красиво. Да и для здоровья хорошо побывать на море, покупаться.

То есть еду за здоровьем для духа, души и тела.

Поезд мчит меня через белую ночь в Кемь. На окне танцуют чёрные мелкие мушки. Они поднимаются вверх и толкутся у верхней перекладины рамы. Сталкиваются друг с другом, отлетают пониже - и снова стремятся вверх. Почему именно там, а не над столом, где пахнет пищей, они устроили свои ритуальные танцы? Может, всё дело в статическом электричестве, а может, они ощущают себя творениями Божьими и в этот поздний час, обратившись к небесам, воздают молитвы своему Создателю?

Соловки: Кемь

Поезд привозит нас в Кемь. Сразу всплывает в памяти словосочетание "Кемская пересылка" (в 30-е годы через Кемский пересыльный лагерь, который А.И. Солженицын назвал "воротами ГУЛАГа", прошли тысячи заключенных, отправляемых морем на Соловки). Для нас тоже "пересылка". Немного волнуюсь, потому что не знаю, в каком направлении идти. Где-то здесь остановка автобуса, идущего к посёлку Рабочеостровск. Спрашиваю у милиционера. Да, рядом.

Уже кучка народа толпится в ожидании транспорта. Ходит он редко. Есть время осмотреться. Яркий крупный восхитительный шиповник цветёт прямо у остановки. У нас таких крупных цветов нет. И таких тополиных сугробов тоже. Для меня чудеса уже начались.

Хотелось бы увидеть что-то, что напомнит о древней Кеми. Когда-то она была волостью новгородской посадницы Марфы Борецкой, знаменитой несгибаемой Марфы-посадницы, известной по картине В.Сурикова и переписке с протопопом Аввакумом. Хозяйка подарила Кемь Соловецкому монастырю. Ещё до раскола церкви. А статус города присвоил Олонецкий губернатор Г.Р.Державин.

Нет, ничто не напоминает... Ларьки, кирпичные дома, вывески... Типичный провинциальный городок.

Хотя он и маленький, но осмотреть его некогда: случайная попутчица сообщила, что скоро на Соловки пойдет катер "Святая Анна" (интересно, что она назвала катер именно так; на Соловки ходят "Святитель Николай", "Святой Савватий", "Святой Зосима", "Святитель Филипп", но ни одного женского имени в названиях и монастырских, и мирских катеров нет. Только позднее я узнаю, что несколько лет назад был только один катер, именно "Святая Анна"). Быстрее на такси и к пристани.

Нет, не такси. Железнодорожник едет в ту сторону, решил взять попутчиков. Он в синем кителе с золотыми пуговицами и нашивками. Машина - как обычно в провинции - раздолбанная, вся дребезжащая, стучащая и скрипящая, но на ходу, и внутри чисто и музыка. Неведомый исполнитель поёт песню (что-то типа: "Я много летал, постели мне постель, я устал"), которая звучит мягко и неназойливо.

Во все глаза смотрю в окно. Проплывают зелёные холмы с низким кустарником и большими чёрными валунами. Типичный беломорский пейзаж.

- Сейчас повернём, и Успенский собор видно будет, - говорит наш случайный гид.

Читала про этот храм. Строился необычно: сначала выстроили придел, посвященный святым Зосиме и Савватию, основателям Соловецкой обители, многое в жизни которых связано с Кемью, а потом уж основной храм в честь победы России в Северной войне. Когда строительство начиналось, войны ещё и в планах не было. А потом, к завершению, уже была победа.

Сейчас собору повезло: он в списке памятников федерального значения. Но вижу я его только издалека. Красив и величествен. Возвышается над рекой, которая так и осталась безымянной (нет, имя-то у неё Кемь, но в переводе на русский это слово означает "река").

Доехали до развилки быстро. Наш железнодорожник высаживает нас:

- Пристань там, пешком дальше. Тут платная зона, - указывает на шлагбаум, похоже, вечно открытый, но в идеале перегораживающий просёлочную дорогу, не асфальтированную, а плотно укатанную.

Кемская пристань - отдельный населённый пункт с именем Рабочеостровск. Это бывший Попов Остров, где был Кемперпункт, пересылка. По-фински это место называется Вегеракша, то есть "жилище ведьм". Унылый, без единого деревца, без кустика остров, соединенный дамбой с материком. Одни плоские камни. Говорят, раньше со стороны моря была колючка, с суши высокий забор. Отсюда на Соловки зэков отправляли бывшими монастырскими пароходами для паломников: "Архистратиг Михаил", "Новые Соловки", "Соловецкий", "Нева", "Надежда". Был еще и "Глеб Бокий"...

Морской вокзал напоминает сейчас склад деревоперерабатывающего комбината: штабеля бревен, досок, под ногами опилки и песок (вот мука-то, когда у тебя чемодан на колесах!). Вагончик-касса, закрытый на замок. Несколько катеров уткнулись в деревянный настил-пристань (кстати, новый: прежний сгорел в 2000 году).

У одного судёнышка толпа. В основном женщины в платках. Наверное, паломницы. Спешим к ним в надежде, что удастся попасть с ними на катер. Удаётся. Хотя дорого. Никаких билетов. Нам достается палуба. Но это отлично - ничего не пропустим.

Соловки: Белое море

Сейчас выйдем в Белое море. Я уже отчаянно хочу поздороваться с ним. Вода беломорская удивительна. Она не синяя, а серая и голубая, причем цвета не смешиваются, а сменяют друг друга на гребнях ряби. Вспомнился эпитет - жемчужная.

Проплываем Кузова (группу нежилых островков, где только маяк), выходим в море. На горизонте виднеется тонюсенькая темная полосочка - это Соловки. До них ещё полтора часа плыть.

За бортом появляется группа тюленей. Они подплывают совсем близко, ныряют вокруг. И вдруг один выныривает совсем близко, застывает и пристально глядит на меня. "Гляди, на тебя смотрит",- говорит мне сосед. Правда, на меня. Привет, абориген! Может, ещё встретимся?

Разговорились с соседом. Его заинтересовал мой фотоаппарат.

- О, тут такие кадры можно сделать! Я один раз видел радугу над морем, а она в воде отражается и получается радужное кольцо.

Как не позавидовать такому кадру! А мужик уже неостановимо рассказывает о Соловках. У него тёща живет тут, к ней и направляется. Ощущая жадное внимание окружающих, он рассказывает всё, о чем мечтал целый год:

- Рыбалка тут отменная: ряпушка, карась, форель, окунь, плотва, щука, налим, ёрш ... В море можно ловить навагу, треску, камбалу, зубатку. Чуть позже селёдка пойдёт. Она любит местные водоросли, как попробует - так и оторваться не может, жиреет на них. Потому местная селёдка очень ценится. Непременно попробуйте!

А ещё рассказывает, что хорошей приметой считается встретиться с куликом - "это сорока такая с красным носом на тонких ножках". А почему это хорошо, он не знает.

И охота в сезон есть. Зверей, правда, всего девять видов, из них три - мыши. Включая летучую. Из хищников - одни лисы. Были и волки, но их, по легендам, один из основателей монастыря отправил на льдинах вон с острова, чтобы не оскверняли пролитием крови святую землю.

Мимо прошёл катер, погудев нам. Баба-паломница читает название: "Василий... яков" (часть фамилии закрыто спасательным кругом): "Василий Росляков! Безвинно убиенный батюшка! Вот молодцы, уже и катер его именем назвали!" Она радуется, обсуждает с окружающими это событие. Кто-то поддерживает разговор, кто-то неловко прячет глаза. Катер называется "Василий Косяков", на спасательном круге написано. И смех и грех.

А в памяти уже всплывают строки оптинского иероманаха Василия, когда-то вошедшие в мою жизнь одновременно с вестью о его трагической гибели:

Не назовешь себя беспечным,

А смотришь - день и ночь подряд -

Как бьются о морские плечи

Заря, и небо, и закат.

Есть в море пенье хоровое,

И сини Царские врата,

И на далеком аналое

Написаны небес глаза.

Эх, парус забелел бы что ли

В тумане бело-голубом,

И я бы полетел по морю

За тем небыстрым кораблем!

Нет, не случайно всплыло это имя...

Вот уже видна Секирная гора, обозначился белый храм на берегу. И над островом - ослепительно белое облако, формой в точности повторяющее контур суши. Облако отражается в море. Оторваться от такого пейзажа невозможно! Сердце бешено колотится в ожидании. Ну быстрей же, катер!

Соловки: Прогулка по острову

Здравствуй, Соловецкая земля! Вот я к тебе и пришла. Первые шаги по тебе делаю. Монастырь. Вот ты какой... Не умею сказать. Слова такого нет.

Часовня на берегу бухты Благополучия, построенная в XIX веке в память о посещении монастыря Петром I. Белая, чистая. Отражается в спокойной воде. Но рядом с пристанью какое-то здание. Полуразрушенное, с пустыми глазницами окон, окружённое забором. Позднее я узнаю, что это бывшая гостиница "Преображенская", проклятое место.

На пристани дети. Две девочки подбегают к нам и предлагают купить открытки и салфеточки. Обычные наборы открыток, которые можно купить в любом киоске. И белые лоскутки, на которых нетвердой, не очень умелой и совсем не старательной детской рукой фломастером нарисованы котики на подоконнике, а сквозь раму - башня монастыря.

- Купите! Мы собираем деньги на паломническую поездку. Очень хотим увидеть святое место.

Неужели? Не верится мне что-то. Да и цена неадекватная. Обещаю подумать, но не сейчас.

Отель "Соло", привлёкший слоганом: "А из нашего окна крепость старая видна". Там и поселились, получив предупреждение, что курить в номерах нельзя (штраф 1000 руб.), а всё остальное делать можно.

Вверх по лесенке, пахнущей свежей сосной. Как замечательно! Номер тоже выглядит опрятным и чистым. Правда, из окна видна крепость с Никольской башней. В гостинице есть ресторан, баня-сауна и библиотека. Можно телевизор в номер. Но нам он не нужен, не за тем сюда приехали. Холодильника тоже не надо. Душ в номере. То есть устроились с комфортом.

Первая прогулка. История загадочно и невообразимо переплелась на Большом Соловецком острове.

Кремль, построенный в 15 веке, сочетающий и луковичные и раскольничьи шатровые храмы;

возвышающаяся над островом Секирная гора, где, по преданию, монахи высекли жену рыбака в знак того, что Соловки принадлежат безраздельно мужскому монастырю; переговорный камень с полустертой надписью на английском и русском языках;

бюст последнего атамана Запорожской Сечи, возвышающийся над его могилой;

колокол, отлитый из погребальных атрибутов Николая 1;

гостиница "Преображенская", бывшая местом допросов и пыток во времена СЛОНа, а теперь глядящая на мир пустыми оконными проемами-глазницами;

улица имени П.Флоренского и обелиск жертвам репрессий;

памятник выпускникам Соловецкой школы юнг, погибшим в годы Великой Отечественной войны;

приветствие участникам слета авторской песни, полощущееся на ветру;

легкая музыка из вполне респектабельного по виду кафе, где два парня-программиста подрабатывают в сезон официантами, да и поварами;

туристики-однодневки, бегающие за впечатлениями;

чинные паломники, крестящиеся на купола;

монахи в рясах, работающие на пристани и разъезжающие на велосипедах;

бригада строителей, прокладывающих новую канализационную систему вдоль стены монастыря...

И над всем этим - вечное небо, глядящееся в вечное море.

Башни и стены обители, очертаниями напоминающие корабль, удивительны. Периметр крепости превышает 1 километр, высота - до 11 метров, а толщина у основания - около 6 метров. Над стенами поднимаются восемь башен, достигающих у вершин шатров 30 метров. Они были возведены в 1582 - 1594 годах монахами под руководством старца Трифона (Кологривова). Сложенные из огромных эрратических (ледниковых) валунов, они потрясают воображение. Как же люди смогли поднять такие камни, как укладывали, подбирая по размеру? И всего-то за двенадцать лет!

Приложила ладони к камням Никольской башни. Обожгло пальцы до покалывания. Горячая вибрация заструилась по рукам до боли. Захотелось - нет, не отдернуть - засунуть их внутрь камня, чтобы почувствовать его сердце, прикоснуться к его душе, слиться с ним воедино.

"Мрачная, обомшелая стена Кремля, исполинским утюгом придавившая землю... Тёмные камни лежат прочно, нерушимо... И не понять, не узнать: какой камень был положен со смиренной молитвой и какой со стоном отчаяния? Какой полит горючей слезой и какой согрет горячей молитвой? И где прошла та трещинка, что расступилась в наше время пропастью, превратившей этот остров в место беспрерывных мук? Почему не оградили монахи своих потомков от нового бедствия? Почему их труд, их вера, их мука не принесли нам мира, а породили ещё более жестокую борьбу, еще более жестокую муку? Когда и кем - ими, нами - было что-то утрачено, без чего невозможен мир?" - писал бывший соловецкий заключенный Геннадий Андреев.

Обходим крепостную стену. У Белой башни послышалось пение, еле заметное, растворенное в воздухе. Это поют камни (служба давно кончилась). Что-то невыразимо грустное в этих обрывках песнопений и в то же время что-то такое родное, давно забытое, до боли знакомое - вот-вот вспомнишь... Но ветер не дает вслушаться, а может, камни быстро устают...

В монастырской стене много "окошек", в них можно заглянуть и даже пролезть. Но ничего привлекательного не видно: палки, битый кирпич, строительный мусор. Вряд ли это по замыслу строителей. (Контрастом - часовня святителя Филиппа, митрополита Московского, Соловецкого чудотворца, принявшего мученическую кончину от рук Малюты Скуратова. Часовня "охраняется государством". Отреставрированная, свежепобеленная, чистая и пустая. Даже икон нет. Окна занавешены тряпками. Экскурсоводы с гордостью сообщают, что она была освящена Святейшим Патриархом Алексием II в присутствии Президента России В.В. Путина. Тогда же Патриарх передал монастырю ковчег с частицей святых мощей и чтимую реликвию - принадлежащее некогда святителю Филиппу каменное возглавие).

Зашли в открытые ворота башни. Круглое помещение с окнами-бойницами. Сам собой зажёгся свет. Но неуютно, жутко. Сразу ушли. Потом прочитали, что под этой башней с пятнадцатого века была тюрьма.

Вокруг храма бродят коровы, наводя на мысли об Индии. Они привыкли к туристам, спокойно переносят фотовспышку, поглаживания и похлопывания. А ведь когда-то один из настоятелей, борясь за чистоту помыслов монахов, велел перевезти всех живородящих животных за пределы Большого Соловецкого острова, дабы монахи блуда не видели. И вывезли. На Муксалме занимались животноводством. А вот теперь коровы даже не в загоне - у стен монастыря разгуливают, и редкий турист не вляпался в отходы их пищеварения.

На острове поражают дома местных жителей: лопнувшая кирпичная кладка, растрескавшийся фундамент, серые латаные-перелатаные крыши, многие постройки - бывшие бараки времен УСЛОНа (и не страшно жить в них?). Кривые покосившиеся сараи, местами упавшие заборы. Дома стоят хаотично, застройка, видимо, шла бесконтрольно. На Соловках живет 700 человек. Естественно, не коренные. До семидесятых годов на Соловках не жил никто.

На острове только одна дорога выложена бетонными плитами. Та, которая ведет от монастыря к пристани. Остальные дороги каменные, укатанные, но не асфальтированные. С одной стороны - память, дороги проложены монахами еще в то время, когда монастырь процветал. С другой - незачем. Машин тут немного. Несколько туристических автобусов, с десяток легковушек, несколько фургончиков и мотоциклов. Зато немало лодок, катеров.

На Соловках много пунктов проката велосипедов. На велосипедах тут ездят все - и местные, и монахи, и туристы. Очень удобно. Но я, к своему стыду, не умею ездить на велосипеде. Не случилось, хотя многие учили. Видимо, упустила то время, когда можно было научиться легко, не думая о том, что если упадешь, то будет больно.

Если бы я могла ездить на велосипеде, мы бы отправились на Секирную гору. А так... Такси здесь нет. Автобусы "левых" не берут, только экскурсии возят. "Дикарей" на группу не набирается.

Остановили машину, спросили, не свезет ли нас на Секирную. Свезет. Минимум за пятьсот. С каждого. А путь - двенадцать километров.

Здесь, на Соловках, вообще все дорого. Не только транспорт. Говорят, что на острове хотел купить землю под дачу Лужков, но у него денег не хватило.

У гостиницы на крыльце девушка разговаривает по телефону: "Днем плюс пятнадцать, ночью (если это можно назвать ночью - шесть вечера в Москве) плюс пять".

Двое отправились на ночную прогулку: оба в накомарниках и спортивных костюмах. Она с бутылкой пива, он с сигарой (!) в зубах и маленькой веточкой в руках - отгонять комаров, их, говорят, на Соловках более 30 видов!

Ко мне прибился серый кот. Он в еле видную светлую полоску. Похож на серое соловецкое небо с перистыми облаками. Уши покусанные, запёкшаяся кровь. "Как дела, Серый?"- спрашиваю. Подошел, сел рядом. Глажу. Перебирается ко мне на колени. Он такой отважный и злой, что я его уважаю. "У него глаза слезятся, а ты его гладишь. Аж противно!" Мне почему-то обидно за него.

В номере тепло. Но вместо сна подступает вечерняя тоска. Не дают покоя бесконечные - даже не мысли - приливы безотчетной тревоги. Что-то есть такое, что я должна понять. Что-то меня тревожит и зовет неведомо куда, непонятно зачем.

Соловки: Дамба

Идем на дамбу. Девять километров пешком. Ориентир - древние верстовые столбы (есть такое понятие - Соловецкая верста, равная периметру стен кремля).

Дорогу окружает лес. Человека, выросшего в тайге, он не сильно впечатляет, но удивляет. Например, на топких берегах лесных озер можно встретить карликовую березу. А ещё я впервые увидела цветущую клюкву: круглые цветочки-колокольчики, одни почти белые, другие почти красные.

Нагнулась к цветку и увидела чьи-то ноги. Подняла голову - никого нет. Отошла, оглянулась - стоит человек. Высокий, худощавый, в выцветшей, некогда темно-синей робе. Мы пошли по дороге - и он за нами. Идет, не касаясь земли. То отстает, то обгоняет. Вспомнилось, что в Волгограде на Мамаевом кургане часто видят девушку-санинструктора, которая ходит по склонам в сумерках и даже с людьми заговаривает. Спрашивает, не видели ли её командира. А потом растворяется. А ты кто, нежданный удивительный спутник? Почему идёшь с нами?

Дорога петляет между озёрами. Они очень живописны. Лес отражается в торжественно спокойной воде, иногда плещется рыба, на поверхности листья кувшинок. Вода необыкновенно чистая, видно всё дно.

Купались в озере Светлый луч. Совсем не холодно, освежает, бодрит. Когда я подняла со дна муть, песчинки заискрились на солнышке. Полное ощущение золотого песка! Ведь были же самородки на Северной Двине, может, золото? Мы смеёмся, потому что знаем: это кварц.

За десять минут до дамбы зашумело море. Стало прохладнее, поднялся ветер. Вот по краям дороги появились бордюры из булыжников. Это уже дамба.

Муксаломская дамба - это колоссальная дорога из гигантских булыжников, петляющая по проливу. Скорее, это даже не дамба, а мост.

Усталость свалила с ног. Прилегли на обочине дороги. Под нами шумит приливная волна, необычайная энергия текущей воды наполняет душу умиротворением. Закрываю глаза, почти дремлю, но мешают чайки. Особенно одна. Она кружит прямо над нами и отчаянно громко кричит. Зависает, хотя это нелегко при приливе. Чего кричит? Встревожена нашим вторжением в её владения или генной памятью помнит, что недвигающийся человек на берегу - это пища?

Приподнимаюсь, оглядываюсь. Наш попутчик сидит неподалёку и смотрит на нас. Кто ты? Зачем ты пришёл с нами? Почему твоя душа не нашла успокоения? Что ты хочешь сказать нам? Молчит. Нет, не молчит - губы двигаются в немом крике, но я ничего не слышу! Я пытаюсь прочесть по губам - не выходит. Я прошу его повторить, он старательно артикулирует - так, что кажется, произносит звуки не русского языка. А может, у них свой язык? Я не понимаю, не слышу... Он огорчённо встает и отходит. А через секунду его уже нет. Что мне хотел сказать этот призрак? О чём он мне кричал? Почему я не услышала? Ответа у меня нет, но досада и тревога есть.

По пути обратно мы встретили десять человек, бредущих к дамбе. Значит, с нами вместе отправились в эту неблизкую дорогу 12, в ком победило духовное в этот не по-северному жаркий день. Как двенадцать апостолов...

Наверное, небесам понравилось, что мы проделали этот путь к дамбе, потому что на обратном пути мы узнали о святом источнике неподалеку и о ските на Муксалме, где принимают всех пришедших и поят чаем.

Метров триста шли по дороге вдоль великой муравьиной тропы. Нескончаемый поток тружеников, деловито спешащих туда или обратно, навёл на мысли о параллельной цивилизации. Ну ведь проложили же они свой путь не в лесу, а на обочине дороги! Воспользовались плодами людского труда. Верно, они нас считают вымершей древней цивилизацией или параллельным миром, а может, демонами...

Ещё один представитель мира - комар. Надо видеть, как упорно он садится на руку, смазанную репеллентом. С третьего захода, с трудом превозмогая отвращение, садится и на полусогнутых ножках ползёт в поисках непромазанного островка кожи. Упорная тварь!

Соловки: Храм

В начале XX века монастырю принадлежали шесть скитов и три пустыни. На Соловках было девятнадцать церквей с тридцатью престолами и тридцать часовен. В обители существовали училище для детей поморов - "безбрадых трудников", Братское богословское училище, иконописная мастерская, метеостанция, радиостанция, гидроэлектростанция, типография, ботанический сад, водяные мельницы, каменная гавань с доками, использующими приливно-отливные течения Белого моря. Через леса и болота к отдаленным скитам проложены надёжные дороги, а десятки озёр соединялись каналами, использующими естественный перепад высот, за счёт чего работал водопровод. Использовались квасопровод (разлив сваренного кваса по бочкам), хлебопекарня (она и по сей день снабжает острова хлебом), печи-калориферы: встроенные над ними помещения под названием "сушило" - для сушки зерна (технические новшества облегчали ручной труд - существовала "автоматическая" подача зерна на сушку). Монастырь был крупнейшим поставщиком соли в России. Вёлся промысел наваги, сига, беломорской сёмги, соловецкой селёдки, а вблизи монастыря были устроены большие искусственные пруды-садки для разведения и содержания морской рыбы. Работала здесь биостанция - первое научное учреждение на Беломорье.

Монастырь содержал на свои средства госпиталь в столице, давал деньги в долг правительству, торговал с заграницей, участвовал во всемирных выставках, подумывал о покупке самолёта. На архипелаге было около тысячи трудников, работавших "ради молитв преподобных" (безденежно), и несколько сот наёмных рабочих. Устроены пастбища и скотный двор на острове Большая Муксалма. Размах каменного строительства потребовал создания кирпичного завода.

Благодаря эффективной рекламе десять-пятнадцать тысяч паломников ежегодно посещали далекие острова, принося значительный "кружечный доход". Перевозки по морю осуществлялись монастырскими пароходами. Богомольцы стремились к древним святыням, обретая на соловецкой земле душевное умиротворение и покой. Паломников приводило в умиление молитвенное усердие иноков и весь уклад повседневной жизни обители. Соловецкий патерик повествует: "С той минуты, как утром, среди ночной тишины, раздаётся в обители звук колокола, призывающий на утреннее молитвословие, вседневная жизнь соловецкого инока представляет постоянную смену молитвы и труда".

Святую обитель прославили подвижники благочестия, в разное время подвизавшиеся в монастыре, его скитах и пустынях. Особенно почитаются на Руси преподобные Зосима, Савватий и Герман (XV в.) - первоначальники обители; преподобный Елисей Сумский (XV - XVI вв.), преподобные Иоанн и Лонгин Яренгские (XVI в.), преподобные Вассиан и Иона Пертоминские (XVI в.), святитель Филипп, митрополит Московский (XVI в.). В храме хранится "Филиппов камень", на котором спал святитель, он почитается как местная святыня (интересно, что по трагическому совпадению попавшего в немилость к царю Ивану Грозному святителя Малюта Скуратов задушил не чем иным, как подушкой, которой Филипп никогда не пользовался). С островами связаны преподобный Иринарх, игумен Соловецкий (XVII в.), преподобный Диодор (Дамиан) Юрьегорский (XVII в.), преподобный Елиазар, основатель Свято-Троицкого скита на острове Анзер (XVII в.) (соловецким постриженником и учеником преподобного Елиазара был Патриарх Московский и всея России Никон), преподобный Иов (в схиме Иисус), основатель Голгофо-Распятского скита на острове Анзер (XVIII в.).

Чего я жду от монастыря сегодня? Умом понимаю, что не найду и следов былого величия. Но, может быть, дух обители жив? Всё-таки уже тридцать монахов...

Внутри кремлёвского двора, конечно, разруха и реставрация одновременно. Но много цветов, они такие яркие, ухоженные, с любовью высаженные на клумбах. На белоснежной стене братского корпуса - солнечные часы. Здания, подвергшиеся восстановлению, весело поблёскивают жестяными крышами, повторяющими цвет неба (хотя что-то в жестяных крышах неправильное: дисгармонируют они с каменно-деревянным ансамблем). Рядом совсем ветхие строения. Да, нелегко пришлось кремлю. Особенно тяжело, я думаю, было во время многолетней осады стрельцами и после пожара 1922 года (им скрывали следы своего разграбления предшественники СЛОНа).

В 1566 году (за 400 лет до моего рождения!) построен главный храм обители - Спасо-Преображенский собор с приделом преподобных Зосимы и Савватия, куда были потом перенесены святые мощи первооснователей Соловецких. Позднее его заменили каменным, двустолпным. По замыслу храм должен был быть необычайно светлым, парящим, просторным. Братия не верила в возможность возведения такого большого храма и считала начало строительства собора неслыханной дерзостью своего игумена (Филиппа) перед Богом, однако смирилась с его начинанием, возвела.

Сейчас Спасо-Преображенский храм отреставрирован. Белый и неживой, он украшен аляповатым пятиярусным иконостасом (лики святых прорисованы как-то схематично и очень уж ярко) и "необуддийской" росписью царских врат. Видимо, всё дело в том, что иконы сейчас пишут пусть и профессионально, но люди, для которых это именно профессия, а не духовное делание. А по зову души выполнена редкой красоты утварь из натурального дерева с искусной резьбой (все работы ведутся попечительским фондом, по слухам, с привлечением зарубежных мастеров).

В Спасо-Преображенском соборе окна размещены асимметрично на разных уровнях, что создает неповторимый ритм. Наклоненные вовнутрь стены и сужающиеся кверху грани центрального барабана дают иллюзию большей высоты.

Семьдесят лет назад в этом храме стояли трехэтажные нары тринадцатой карантинной роты, на них томились лагерники, большинство из которых оказалось на Соловках из-за "свободы вероисповедания". В скученности и холоде (система отопления не работала, её до сих пор отладить не могут - секрет утерян) томились они в безделье, потому что никакой работы на острове для них не было. Редкостная акустика собора оборачивалась пыткой: люди сходили с ума от непрестанного круглосуточного шума, когда каждый звук и даже шорох оглушительно отдавался во всех углах.

Сейчас, в будний день, в соборе во всю кипит работа: стук молотка, схваткообразное жужжание дрели, шорканье тряпки по половицам. Многократно усиливаясь акустическим эффектом, звуки оглушают, давят. Зато как, наверное, хорошо тут звучит по праздникам хоровая молитва!

В библиотечных книгах прочла, что в лагерные времена именно здесь, в храме, происходило много чудесного, необъяснимого. То сами собой освещались иконы или части фресок, то появлялись книги, необходимые для проведения ритуала, то наложением рук с молитвой исцелялись больные... А главное чудо в том, что даже в этих нечеловеческих условиях люди не теряли веру, надежду, любовь, умение прощать...

Рассказывают, что стоял в прошлом веке в соборе деревянный крест. Помогал от зубной боли по принципу симпатической магии - чтобы излечиться, надо было крест погрызть. Особо удачливые отгрызали кусочки и привозили домой, где от них исцелялись родственники и знакомые. И помогало! Сейчас его, естественно, уже нет. Нет и следов тюрьмы. Время затянуло раны.

Некрополь рядом с храмом. Был ли он здесь раньше? Вот старые плиты, испещренные славянскими письменами, вот мраморные раки, вот великолепный бюст - памятник последнему атаману... Очень тяжелое впечатление оставляет этот псевдонекрополь.

Почему я думаю, что псевдо? Потому что монастырское кладбище было за стенами монастыря. Теперь там стоит памятный крест. Несколько могил (уже из новой истории монастыря), в оградах и с цветами. Рядом с ними можно увидеть фундамент знаменитой Онуфриевской церкви, в которой шли богослужения даже в первое время существования лагеря. Жуткое место, потому что понимаешь, что это не просто холмик, изборожденный тропинками. За историю монастыря и лагеря весь Большой Соловецкий - кладбище. А ты, турист, ходишь по мученическим могилам, попираешь ногами тех, к духовному, да и физическому труду которых приехал прикоснуться.

Храмов в монастыре много, но часть из них находится в состоянии почти полной разрухи, часть реставрируется, а тех, в которых сейчас совершается богослужение, три. Основные службы летом проходят в храме в честь святителя Филиппа.

Троицкий храм сейчас не действует, идет ремонт. Когда-то здесь тоже содержали заключенных, позже устроили столовую для юнг, облицевав чёрной плиткой. Рабочие долго отбивали её зубилом и молотком. Выходило плохо. Эта кафельная раковая опухоль "истерзала" все стены и колонны церкви. Но справились.

В церквушку, в которой идут ежедневные богослужения, не попасть. Каждый паломник, каждый турист, да и местные жители, стремятся на службу. Все не вмещаются. Некоторые из взошедших по лестнице к входу пытаются отстоять богослужение, не заходя в церковь. Почему так многолюдно? Здесь находятся раки со святыми мощами.

Уже после службы идем поклониться - и попадаем в загончик: тёмно-зелёные бархатные ограничители. Вместе с нами ещё человек семь-восемь, тоже хотели поклониться святым. Три женщины убираются в храме: пыль стирают, цветочки поливают. Кажется, что это им мы мешаем, мы, пришедшие в дом Отца своего. Спрашиваем у них, можно ли войти. Раздражённый и резкий отказ. Ждите, может, позволят ("Идёт заказной акафист, можете помешать!" - Смешно! Где раки - а где служба? Да и мы-то не дети, шалить не будем).

Позволяют наконец. Присоединяемся к молящимся, встаём в очередь к мощам. Надо сказать, что я не впервые подхожу к ракам со святыми мощами, но впервые не чувствую исходящего от них потока света. Что ж за место это такое, если в нём святые мощи не являют своей святости? Или со мной что-то не так?..

После обеда в кафе, где пьяный немец и пьяным же новым русским выясняли на смеси английского, русского и немецкого языков, у кого когда день рождения, и приставали к официанткам, отправляемся к Святому озеру. Вода тёплая и светлая, так и тянет к себе. Искупались. В благостном настроении сели на бережок посушиться. Над нами голубое небо с нереальными облаками.

Вдруг рядом располагаются дети - класс третий-пятый - тоже купаться хотят. Стоило им зайти в воду Святого озера, как все окрестности огласились неимоверным матом. Дети матерились до хрипоты, до изнеможения, до посинения. Было противно. Видимо, бесенята нам в назидание посланы. Иногда и мы так же, вполне естественной и привычной своей реакцией разрушаем благость других.

Вечером гуляли по берегу Белого моря. Сидели на нагретых за день камнях. Солнце зажигало яркие искры на гребнях волн. Казалось, что эти искры входят в меня, накапливаются где-то под ложечкой.

Соловки: Анзер

Анзер - маленький островок, название которого переводится с древних наречий не то как "гусь", не то как "вытянутый", - имеет самую большую историю чудес и чудесных совпадений.

Знакомиться начинаем с пейзажа. Сначала пустой каменистый берег, затем тундровая скудная растительность, затем лесотундра, тайга и, наконец, смешанный лес. Между деревьев вьется тропинка, уводя в глубь острова. Здесь когда-то проживали монахи, ищущие уединенного общения с Богом, пребывающие в постоянной молитве.

Все на острове связано с именем Елиазара: он основал, он руководил строительными работами.

Вот остов церкви, которая некогда была центром для всех монахов-затворников. Колокольня рухнула, внутри разорение... Во времена ГУЛАГА здесь был корпус для мамок - женщин, родивших в заключении. Сейчас внутри груды битого кирпича, который время от времени разбирают приглашенные для работ в монастыре строители в одинаковых новых синих комбинезонах. Идут аварийные работы. Обходим скит. В густой крапиве на углу лежит мраморная плита. Надпись с нее старательно сбили, остался только готический крест. Может, это тот самый крест, который католическая церковь установила своим жертвам ГУЛАГа?

В церкви худо-бедно навели порядок. Настелили досок, расставили новые иконы... На стенах еще заметны древние фрески, но кто на них изображен, уже не разобрать. Скорее всего, их забелят и нарисуют что-то новое, чистое, не запятнанное страданием и ненамоленное. Здесь по праздникам служит монах. Помолились. Продолжили путь.

Вот лужок, на котором Елиазару являлась Богородица. Раньше он весь был покрыт незабудками и казался синим. Но в течение многих веков монахи высевали на нем привезенные из родных мест травы, и сейчас лужок пестрый, хотя и незабудки есть, но они вписаны в общее разнотравье. Красиво!

За деревьями часовенка-келья. Говорят, что Троице-Сергиева Лавра попросила о выделении места для своих монахов, но она пустует. Почему? То ли не могут монахи жить в этом суровом климате, то ли нет уединения среди активных строительно-разрушительных работ, то ли ушла святость из этого места, столкнувшись с нечеловеческим страданием...

Дорога вьется, огибая святое Елиазарово озеро. Дно у озера песчаное, хорошо тут купаться, наверное. В траве между соснами нашли рыжик, прошлогодний, потемневший, но еще узнаваемый. Много цветущей брусники. Вот уж где по осени урожай ягод!

С центральной дороги отворот на вершину холма в келью молчальников. Предлагают подняться. Здесь провел свои последние дни Елиазар. Здесь он вытачивал из дерева ложки-плошки и другую деревянную утварь, носил ее к причалу и там оставлял. А рыбаки меняли ее на хлеб. Как он поднимался-спускался по такой круче? Сохранилось предание, что, когда он стал немощен, его носил молодой крепкий монах, он его и похоронил на этой круче, и крест поставил. Крест и теперь стоит, но уже другой, новый. И келья новая, имитирующая прежнюю. От старой только фундамент. Во время СЛОНа здесь размещалась рота охраны и два каземата-карцера.

Далее идем к Поклонному кресту. В 1994 году его поставили братья всем мученикам-христианам. Неприятно поразила трещина на кресте. Что уж, не могли дерево просушить как следует? Вон раньше ставили - много веков стоят, а тут ...

На пути еще одна остановка - церковка, поставленная преподобным Иовом, бывшим духовником Петра 1. Вообще-то надо говорить Иисусом, потому что Иов в схиме принял имя Иисуса, но, видно, нельзя теперь это имя принимать...

Святой Иов построил Голгофо-Распятский храм, после того как ему явилась Богородица и велела на самом высоком месте острова основать эту церковь. Много откровений было Иову, именно ему сообщила Царица Небесная о том, что придут времена, когда христиане будут падать, как трава на ветру...

Маленькая церквушка Воскресения Христова. В ней сейчас находятся мощи святого Иова, не оскверненные потомками, потому что находились под спудом (в 2000 году подняты из-под спуда и перенесены в церковь). Вокруг церкви множество цветов. Здесь, в сотне километров до полярного круга, цветут тюльпаны, поражая своей изысканной красотой. Есть и черные, и необыкновенной красоты розовые, желтые, голубые... Кипарисы в кадках, розы... Красота!

Здесь святой источник, отделанный как колодец под маковкой-шатром с крестом. Благолепие чувствуется во всем.

В церковной лавочке покупаю кусочек бересты с изображением Соловецкого монастыря, из кошелька высыпается вся мелочь и разлетается по всей церквушке. Смеемся с пареньком-служкой: сам Иов принял мое пожертвование.

Вот идем к самой Голгофе. Подъем крутой, на верху горы Голгофо-Распятский храм. Изолятор больницы СЛОНа. Сюда свозили умирать больных заключенных. Особенно много пациентов здесь было во время эпидемии тифа. Говорят, что охрана не успевала хоронить умерших, и их просто скидывали с горы вниз. Правда, есть и другая версия: были рвы, где трупы, сваленные без разбору, все-таки присыпали землей. Только одному умершему посчастливилось быть опознанным: в 1999 году были эксгумированы останки архиепископа Воронежского Петра (Зверева), принявшего мученическую кончину в Соловецких лагерях. Его товарищи заметили место захоронения, а много лет спустя "обрели святые нетленные мощи" в братской могиле и поместили в специальную раку, находящуюся сейчас в Филипповской церкви монастыря.

А остальные? Их, верно, обратно закопали, этих, неопознанных-то. Видимо, не случайно выросла на месте массовых - не захоронений, конечно, - засыпаний землей береза в форме правильного креста. Она, часть природы этого острова, единственная осеняет покой (покой ли?) этих мучеников. Возможно, какой-либо зек, понимая, что никто никогда не поставит креста узникам, подрезал ветки этого дерева. А возможно, то промысел Божий: Христос на Голгофу тоже ходил, но с крестом, вот и этим дал их крест - живой, березовый...

Сама церковь закрыта на реставрацию. Внутри работы уже почти завершены, там все чисто и пусто. Снаружи церковь в лесах, скоро уже начнется служба и в этом Голгофо-Распятском изоляторе...

Спускаемся той же дорогой через церквушку Иова. Заметно потеплело. Делаем привал. Кто-то пошел купаться, кто-то перекусывает... Мы легли на пригорочке и задремали. Сквозь дрему видела я и святого Иова, копошащегося в своем садике с цветочками (черный капюшон не давал разглядеть лица, видела только губы, шевелящиеся в молитве), и Богородицу. Небесная Дева в небесной голубизны фате подошла очень близко ко мне, постояла рядом, вглядываясь с напряженным ожиданием в мое лицо. Чего Она от меня ждала, чего хотела? Дрема ушла, а вопросы остались...

Двинулись к пристани. Стало совсем жарко. Искупались по пути в святом Елиазарове озере - такая благодать снизошла! После этого можно еще не на одну гору подняться...

Корабля нашего еще нет. Мы разбрелись по берегу. У него не очень святой вид: под деревьями свалка, на берегу бревна, но вода чистейшая, много фукуса, камешков и ракушек. Ищу красивые камушки. Вспомнилось, что огромную часть Великой Китайской стены растащили на сувениры, после чего местные жители стали рассказывать легенды о том, что камни эти приносят несчастье. Говорят, что такая мера хоть мало, но все же помогла...

Корабль ждали почти два часа. Жалко: можно было идти помедленнее, повдумчивее. Да все дело в экскурсоводе. Хотя он и кандидат исторических наук, и активист церковной общины монастыря (а это, по словам местных жителей, покруче Единой России на Соловках), материалом владеет слабо (только то сказал, что мы накануне в книжках-путеводителях прочитали, да и то в сокращении и с неточностями) и рассказчик никудышный. Да и время не рассчитал (видимо, его ввели в заблуждение два толстяка, три старушки да немощный батюшка, которые, как оказалось, по святым местам ходят ничуть не хуже молодых и спортивных).

Обратная дорога принесла новое открытие: медузы и морские звезды! Особенно хороши лилово-красные медузы с длинными белыми отростками-щупальцами. Они лениво покачивались на волнах, грациозно взмахивая своими куполообразными мантиями. А морские звезды на дне - целая колония: красные, желтые, коричневые, маленькие, большие...Красотища! Вот тебе и холодное северное море, имеющее открытую границу с Северным Ледовитым океаном!

Усталость и избыток впечатлений дали о себе знать. Никуда идти не захотелось. Легла с книгой.

Архиепископ Иоанн Береславский в книге "Соловки - Вторая Голгофа" (взяла в библиотеке гостиницы) пишет, что во всем есть три ступени: протест, смирение и преображение.

У меня первая ступень - протест. Почему? Так не должно быть! Нельзя, чтобы на костях мучеников жили люди! Нельзя, чтобы было 15 экскурсий по истории и архитектуре монастыря и только одна по истории Соловецкого лагеря! Кстати, мы на нее не попали: не набралась группа. А экскурсовод - Юрий Бродский, автор многочисленных публикаций и фотографий - может вести группу свою только по благословению настоятеля.

А еще я думаю, что нельзя разделять убиенных христиан на католиков, сектантов, старообрядцев и православных, нельзя пренебрегать убиенными мафусаистами и шаманами, раввинами и ламами. Да какая разница, как он верил?! Он страдал здесь, на Соловках, он умер от тифа, переохлаждения, перегрузки (как назвать их труд? Не было труда на Соловках, заставляли вычерпывать воду их одной проруби в другую!), издевательств, был расстрелян по суду или без такового, не выдержал издевательств охраны или был поставлен "на комары", брошен на муравейник... Неужели его не только по-человечески похоронить не нужно, но и вообще забыть, что он здесь был?

Ночью разбудили "пионеры". Их долго и активно будили: они едут на Анзер. Почему-то захотелось пожалеть остров...

Сна нет. Вышла на улицу. Утренняя прохлада бодрит.

Подумалось: самое трудное - избавиться от надежды. Она цепляется за каждую шероховатость в явной обреченности. Сколько надежд было здесь, на этих трагических островах! На что надеялись эти люди, за много веков пришедшие сюда через ворота между Вегеракшей и Кандалакшей? Они и сейчас надеются: я вижу их лица, проступающие в рассветных перистых облаках. Они смотрят на меня с мольбой и надеждой. Надеждой на что? Что я могу сделать для Вас? К своим сорока годам я поняла, что есть только одна истинная надежда - надежда на спасение души, на сохранение человека в себе.

Отец Иоанн пишет, что здесь "были искуплены грехи всего адамова рода, грехи мира за две тысячи лет после иерусалимской жертвы, грехи церкви, грехи России, грехи личные". Может, это надежда на то, что жертва не была напрасной? Да...

Почему-то мне в это не верится...

Соловки: каналы

Несмотря на окружение самым соленым из внутренних морей России (27 грамм соли на литр воды), на Соловках находится 639 пресных озер. Недолгий путь к лодочной станции, белая лодочка, три весла - и в путь. Мы плывем по системе озер, соединенных каналами. Красота подступает к озерам со всех сторон.

Каналы потрясающи. Тут и Венецию вспомнишь, и Господа - за великолепие.

Выложенные Соловецким камнем берега каналов скрыты в прибрежной растительности - сразу и не заметишь. Низко над водой нависают ветви берез и еловые лапы. Вода прозрачнейшая, в ней отражается узкая полоска неба. С веслами в канале не развернешься. Нужно, стоя на носу лодки, подгребать одним веслом (гондольер прямо). Скорость, естественно падает. Да и нельзя быстро уходить от такой красоты. Захотелось вообще довериться течению и плыть в ритме воды...

Но комары!!! Все 32 вида этих кровососущих насекомых, без сомнения, представленные огромными популяциями, только и ждали появления пищи в нашем лице. Пришлось медленно поспешать.

Рыба плещется (вот, наверное, слюнки у рыбаков текут!). Видимо, не одно столетие резвится на этих просторах рыба: названия озер - Плотвичное, Окуневое, Щучье.

Небо, солнце потрясающие. Лодка идет легко, руки скоро вспомнили, как грести. Просыпается в душе какая-то удаль. Хочется заголосить какую-либо разухабистую песню или гордо-тягучую, звонко-протяжную, как эти водные просторы. Что мы (лишенные в обычной жизни голосов напрочь) и делаем, наслаждаясь песней, вплетающейся в размеренный плеск весел. Почему-то вспомнился Короленко: "Надо налегать на весла..."

У входа в каждый канал плакат и схема. Заблудиться невозможно. Правда, есть одно место. На станции нам сказали, что это "Канал Дураков". И плакат стоит, и надпись предупреждает, и все равно находятся такие, кто заплывает в это место. Там ничего особенного, говорят, нет. Просто долго плывешь - а потом тупик. Приходится возвращаться обратно.

Несколько утиных компаний, не боясь людей, косяками пересекали озеро в разных местах. Некоторые даже покрякивали, как домашние.

Кувшинки зацветают. Прибрежная осока шепчется с ветром.

Купались в прозрачнейшей воде озер с золотым песком. Погода замечательная. На мели вода совсем теплая, прогретая.

На обратном пути видели поставленную кем-то сеть. Совесть не дала ее проверить.

Баба невообразимого вида ловит рыбу с берега. Ей не мешает то, что на пристани шумно: группу школьников рассаживают по лодкам.

Лодочница показала два отличных подосиновика. Туристы отдали. Вроде бы еще рано, но своими глазами видели, своими руками щупали. Ядреные.

Устали. Сгорели. Да и жарко сегодня. Похоже, к дождю.

Какой он, Соловецкий дождь? "На Соловецких островах дожди, дожди..." Мне очень нравится эта песня. Наверное, они похожи, песня, нежная и одновременно томительно-безысходная, и местный дождь.

После отдыха пошли пройтись по острову. Видели отель "Причал", где мы могли бы жить, если бы купили путевку. Красивый. Через огромные окна видны элементы декора - резные полочки, уставленные древней утварью - замками, утюгами, ключами...

Местные называют этот район "Кирпичики", когда-то здесь был кирпичный завод. Да и сейчас что-то осталось. Какие-то котлованы бетонные, вышки...

Недалеко от отеля металлический сарай. Под амбразурой-окошком и на двери надпись мелом: "Здесь ничего нет!!!" То ли "разведчик" оставил надпись, то ли хозяина напрягают любопытствующие.

Был дождь. Но короткий. После него воздух напитался влагой и отяжелел. Дышать трудно. Густой настой цветов и запах коровника - не менее густой - сменяют друг друга.

На закате небо украсило себя огромными облаками, напоминающими перья гигантской белой птицы, распластавшей крылья над архипелагом.

Соловки: Иисусова пустынь

День начали с купания в Святом озере. На этот раз никто не матерился, да и вообще никого не было. Благодать снизошла. Видимо, озеро обладает чудодейственной силой.

Передвигаемся сегодня с трудом: после лодочки болят все мышцы.

Ходили на берег, где якобы тоже есть каменные лабиринты. Есть, но они не настоящие. Грубая имитация. Вот ведь, и камешки примерно того же размера, и форма такая же, но нет силы лабиринта. Камни и камни. Видимо, лабиринт должен стоять на каком-то особом месте.

Затем экскурсия в художественный салон. Немного опоздали к открытию. Салон освящал батюшка. Мы застали только сильный запах ладана и воодушевление сотрудниц.

Товары довольно ординарные, привычный ассортимент сувенирных лавок: пряники-козули, щепные птицы, глиняные расписные игрушки, картины с изображением Соловецкого монастыря, вышитые полотенца, наборы открыток, футболки с надписями...

Устроили шоппинг. Прошлись по местным магазинам, побывали на вещевом рынке (меньше десятка импровизированных столов, заваленных ширпотребом). Стало жалко местных жителей: выбора никакого.

В продуктовых магазинах получше. Все необходимое есть. Только цены выше, чем на материке. Хороший хлеб на Соловках, вкусный.

На крыльце одного из магазинов сидит толстая женщина, не слишком старая, но, видимо, крепко выпивающая. Прямо на грязном крыльце разложила "сувениры" на продажу - пыльные морские звезды, раки, челюсти неизвестного морского зверя, ракушки и сухую рыбу к пиву... Но все такое пыльное и старое, что покупать не хочется.

Дорога вывела к Иисусовой пустыни. Еще ее называют Филипповской, по преданию, здесь, недалеко от монастыря, любил отдыхать Преподобный Филипп Колычев и устроил заштатную общежительскую пустынь . Долгое время сохранялась его деревянная келья. На старых фотографиях можно видеть несохранившуюся церковь Живоносного Источника, которая по-другому называлась храмом Иисуса Христа Сидящего (названа так по деревянной статуе Спасителя в темнице, выполненной неизвестным резчиком XVIII в.).

На пригорке в ельнике схоронился домик-игрушечка (конечно, уже новой постройки), окруженный заборчиком. Дом закрыт. На окошках занавески, видны предметы, напоминающие экспонаты выставки. Наверное, тут будет экспозиция для туристов или часовня.

Домик окружен огородиком, но запущенным, заросшим. Вспомнилась Анзерская церквушка, утопающая в цветах, и лужок Богородицы. Наверное, в прежние времена здесь все было в цветах. Или это и есть биостанция?

Тропинка, проложенная среди буйной травы, выводит к колодцу. По виду простой колодец, но мы уже наслышаны, что вода в нем святая. Кстати, целебная и святая - вещи разные. Целебная вода имеет особый состав, делающий ее полезной для человека, страдающего от тех или иных заболеваний. А святой вода становится, когда на нее распространяется чья-либо святость. Жил в этом месте святой, значит, часть его святости впитали окружающие предметы и особенно вода. Напиться такой воды или умыться ею с молитовкой, все равно что одним глазком на рай взглянуть.

Дорога от домика ведет к озеру. В нем огорожена площадь для крещения: деревянные сходни, ограждение, насыпь. Дно в озере вязкое, эти приспособления как нельзя кстати. Говорят, что зимой здесь водосвятие и крещение в проруби происходит. Рядом с этой естественной купелью место отдыха - бревнышки, на которых приятно посидеть, погреться на редком северном солнышке, подумать о великой и трагической истории Соловков. Жаль, конечно, что аэродром рядом. Прямо посередине озера проходит осветительное ограждение. Но об этом думать не хочется, красоты много вокруг.

В такую блаженную минуту я впервые услышала звон монастырского колокола. Удивительно, гостиница рядом с монастырем, а колокола не слышала. То спала, то уходила далеко... Но главная причина, наверное, в том, что душа моя была глухая...

На обратном пути видели древнюю Таборскую часовню. Теперь она стала зданием аэропорта. Самолеты, и большие и маленькие, над Соловецкими островами летают постоянно. Многие прилетают на Соловки на один день...

Соловки: Макарьевская пустынь – биосад

Географическое расположение островов (между 64градус57' и 65градус12' северной широты) обусловило появление собственного микроклимата: здесь цветут вишни, шиповник, растут кедры, клены, орешник, калина, рябина - всего более 500 видов растительности. Большая часть архипелага покрыта хвойными и лиственными лесами, отдельные участки представляют собой тундру и лесотундру. А еще есть биосад. Туда и направляюсь.

Марш-бросок в Макарьевскую пустынь. Не заблудишься - указатели на каждом шагу.

Когда-то это была селекционно-опытная станция монастыря. Сохранилось предание, что монахи выращивали не только помидоры, но и арбузы, апельсины... В грунте, под грядками, были проложены трубы из лиственницы, по которым подавалась горячая вода. Такая встроенная отопительная система. Благодаря ей южные растения не вымерзали. Сейчас остатки этой системы показывают экскурсантам. Останки системы. Не работает ничего уже. Не могут понять, как это работает. Секрет утерян.

По ровной лиственничной аллее входим в биосад. Табличка. Деревья посажены в тридцатые годы. Воображение дорисовывает картину: вырубили древнюю аллею, но потом какой-нибудь чин облюбовал архимандритскую дачу и велел все восстановить. Хорошо бы восстановить и природоохранительную деятельность игумена Филиппа. Спасая медленно растущий приполярный лес, вопреки сиюминутной экономической целесообразности, он значительно ограничил порубку деревьев на островах для строительных нужд и для солеварения.

Первое ответвление дорожки ведет к огромнейшей клумбе. Она поражает воображение. Цветы всевозможных форм и расцветок, высаженные ярусами. От клумбы тянутся грядки, на которых красуются цветы со всех частей света. Все цветут, благоухают. И это в Приполярье!

Выхожу к двухэтажной архимандритской даче. "Приют спокойствия и уединения" - так называлась раньше эта дача, построенная в шестидесятые годы XIX века на территории бывшей Макарьевской пустыни, основанной архимандритом Макарием. Мне кажется, это самое уютное, светлое, заманчивое пристанище на Соловках, тем более что стоит оно на вершине небольшого холма, в окружении знаменитого "сада акклиматизации растений". Где-то здесь, среди зарослей, растет знаменитая морщинистая роза, подаренная монахам тибетскими ламами несколько веков назад. Еле нашла.

Вглядываюсь в цветочек. Почти такой же, как обычный шиповник. Только лепестки побольше и поплотнее. Морщинок уже нет. Одичал, видимо, кустик.

Рядом жимолость, боярышник, барбарис... Все в цвету. Красивое место. Но почему-то кажется, что раньше было еще красивее.

Дом выглядит обжитым. Кто здесь сейчас отдыхает? Настоятель монастыря? Церковное верховенство? Новые русские, которые в состоянии заплатить за ночь в этом "супер-отеле", утопающем в аромате диковинных цветов? Пожить бы здесь... денек хотя бы... или просто зайти внутрь...

Часовенка на пригорке. Полы и двери только что покрашены. Заглядываю внутрь. На дальней стене иконы, под ними свежие букеты необычайной красоты. Да, в такой часовенке помолиться - одно удовольствие.

Аллея утыкается в дощатый настил. Дальше по нему. Чтобы туристы не вытаптывали лес, норвежцы соорудили этот деревянный тротуар (как и на Большом Заяцком), повторяющий все изгибы некогда существовавшей здесь тропинки. Идти по нему трудно: сплошные лестницы. А если бы я знала, что иду по этому настилу к выходу из биосада, а потом придется возвращаться...

Поднимаю несколько шишек. В них семена елей и лиственниц. Посажу дома. Пусть вырастут как напоминание о Соловках.

Бесцельно бродя по дорожкам, замечаю вдалеке теплицу. Обычный небольшой парник. Заглядываю внутрь. Женщина копошится между стеллажами с ящиками. Разговорились.

Она агроном, работает здесь, живет на Соловках. Что выращивают, кроме цветов? Вот, например, арбуз. Действительно, длинная арбузная плеть с характерными амебообразными листиками, желтенькие цветочки и - арбузёнок, полосатенький, трогательный, размером не больше апельсина. Ну что ж, теперь можно с уверенностью сказать, что арбузы на Соловках и сейчас выращивают. Правда, пока как эксперимент. Будет ли когда-нибудь иначе?

Весь путь назад думаю о талантливости и трудолюбии монахов. Такую красоту создать здесь, на острове! Восхищению моему нет предела. Воистину, если что делаешь во славу Господа, то и силы, и разумение появляются...

Соловки: Большой Заяцкий остров

Катер "Печак" везет нас на Большой Заяцкий остров. Всех спрятали в душный трюм, потому что более 9 пассажиров катер брать не должен - будут проблемы с "погранцами". Но взяли 30 человек - жажда легкой наживы.

Вот и остров. Почему Заяцкий? Ответ не заставил себя ждать: серый зайчонок, привыкший к подачкам туристов, выбежал на полянку и скромно делал вид, что занят своими заячьими делами, косясь на туристов. А еще зайцами, точнее морскими зайцами, называли тюленей, а их здесь немало (причем разных видов: нерпа, белуха, морской заяц, гренландский тюлень).

Андреевская заштатная общежительная мужская пустынь находилась на Большом Заяцком острове. Она была приписана к Соловецкому монастырю, являясь одной из самых суровых монастырских скитов.

Сохранились остатки прежних хозяйственных построек и келий, в том числе каменный дом, описанный английскими путешественниками в середине XVI в. Рядом с храмом расположился погреб, сложенный из валунов без скрепляющего материала и крытый дерном (вероятно, в XVI-XVII вв.).

Здесь же, на берегу пролива, разделяющего Большой и Малый Заяцкие острова, была построена в середине XVI в. искусственная гавань, представляющая собой бухту, отделенную от моря молом из дикого камня. В северной части бухты было размещено пять доков, предназначенных для стоянки морских судов с длиною корпуса не более 20-25 м.

К востоку от скитских построек находится деревянный храм в честь Апостола Андрея Первозванного. Церковь была построена по приказу Петра I во время его вторичного посещениия Соловков. Храм срубили за шесть дней (10-16 августа 1702 г.). Его облик напоминает посадские церкви XVII в.: над четвериком размещался низкий восьмерик, носившим барабан и главку, крытые лемехом; с востока к плети примыкала пятигранная абсида, с запада располагался притвор.Храм неоднократно обновлялся и реставрировался.

Островок маленький, и только в непосредственной близости от причала три монастырских строения: баня, жилой корпус и церковка в честь святого апостола Андрея Первозванного, поставленная по указу Петра 1. В позапрошлом веке, когда женщинам было запрещено приезжать на Большой Соловецкий остров, они здесь молились на башни кремля, хорошо видные отсюда.

В сознании древних людей острова, поднявшиеся из Хаоса при сотворении Земли, находились на границе с потусторонним миром и могли посещаться лишь для совершения обрядов да для захоронения вождей и героев.

А вот далее - мистика. История освоения Соловецкого архипелага насчитывает около 7000 лет. На островах 1200 памятников археологии (стоянки, курганы, сейты, лабиринты, символические выкладки). Наиболее загадочными памятниками Соловков являются древние святилища III-II тысячелетия до нашей эры, включающие в себя знаменитые северные лабиринты. Их 13. Они значительно старше, чем афинский Акрополь.

Некоторые сохранились хорошо, некоторые полуразрушенные, а о некоторых знают лишь специалисты. Один из них - самый крупный в мире.

По деревянному настилу идем мимо трех лабиринтов. Низенькие, сантиметров 20 высотой стенки лабиринтов, поросшие травкой, образуют причудливые спирали. В центре и у входа пирамидки из камней. Нагибаюсь и кладу ладони на камень. Руки чувствуют мощнейший энергетический поток. От него нагреваются камни пирамидок.

Что это такое? Никто не знает точно, хотя версий множество. Одни предполагают, что это приспособление для ловли рыбы, другие - что это ворота в царство мертвых, о которых говорится в саамском эпосе "Калевала", третьи видят в них календарь, четвертые площадку для отправления магических культовых обрядов, пятые замысловатые захоронения, шестые своеобразную больницу. Были даже ученые, которые проводили исследования по воздействию лабиринтов на человека, результаты опубликованы, но... Зачем лабиринты, они так и не поняли.

Ходить по лабиринтам нам не разрешили. Поэтому пришлось отстать от группы и...

Я стою у входа в лабиринт. Отпускаю свое сознание и жду, что оно уловит в астрале. Мне захотелось пойти влево (по часовой стрелке), хотя и справа тропа.

Иду очень медленно, прислушиваюсь к ощущениям. Закрываю глаза. Я чувствую теплый фонтан голубого света, он бьет из пирамидки на краю лабиринта, сливается с небом и растворяется в нем; он пронизывает меня, руки сами поднимаются в стороны ладонями кверху, голова тоже запрокидывается. Я не смотрю под ноги, меня несет по этому лабиринту. Кажется даже, что над лабиринтом. Мне легко и свободно. Я ощущаю себя частью этого голубого света, меня кружит этот поток над землей. Вдруг все исчезает. Я вышла, стою спиной к пирамидке.

Тут включается сознание и говорит: пройди еще раз в обратном направлении. И я иду. Шаг, второй... Солнце становится красным, оно плотным багровым цветом плотно заполняет воздух. Дышать горячо. У всех предметов появляется жирный черный контур. Центр лабиринта принимает этот огненный поток, который, кажется, пробивает землю и уходит в преисподнюю. Огонь обжигает легкие, сердце выскакивает из груди, глаза лезут из орбит, в ушах треск, грохот... Усилием воли перешагиваю гребень и выхожу из лабиринта. Пот градом, пульс бешеный, отдышаться не могу.

Так зачем лабиринты-то? Неужели я заглянула в глаза преисподней? Ощущение полного бессилия. Решила опять пройти первый путь. Это было правильное решение. С первого же шага подхватило голубым вихрем, все мысли растворились, оболочка моя стала невесомой... Но по выходе сил было немного. Легла на траву. Думала, прикидывала, размышляла...

Очень много последнее время я думаю о воротах. Тут, на Большом Заяцком, верно, ворота чистилища. Сюда стекаются люди, чтобы через них в открытую щелку в Соловецком небе посмотреть на рай - небесный Иерусалим, услышать ангельское пение, узреть Деву Марию со святыми Зосимой, Германом, Савватием, Иовом и другими святыми и великомучениками, перекрестить занемевшей рукой лоб свой и задуматься о душе. А потом посмотреть на пустые глазницы дома на набережной, ощутить холод, идущий из каменных его подвалов, почувствовать где-то близко от себя полет материализовавшихся в летучую мышь человеческих страданий, уловить сквозь сон стенания грешников - и снова вспомнить о душе, она ведь бессмертна.

На Соловках нереальный, неестественный, неземной мир, построенный на контрасте земного (почти подземного), каменного и небесного, горнего. Воздух, небо, море, твердь - все постоянно ощутимо меняется, и ход времени тоже.

Голоса приближающейся группы заставили подняться и уйти на поиски своей группы.

Экскурсовод меня встретил понимающей усмешкой. Всегда в группе найдется такой человек, который нарушит запрет и побродит по лабиринтам. Но это и хорошо, это нужно, чтобы они не зарастали травой, но и массового вытаптывания допустить нельзя.

Еще одно наблюдение. На досках церкви множество надписей типа "здесь был Вася". Экскурсовод говорит, что некоторые из них сделаны в конце 19 - начале 20 века: еще встречаются буквы Ъ и Ђ. А нам в школе говорили, что подобные надписи - признак падения культуры в социалистическом обществе.

Плывем на том же "Печаке" обратно. Пожилая немецкая чета ссорится из-за компьютера: она хочет фотографировать тюленей, а он спешит записать впечатления от экскурсии. Она, к сожалению, проигрывает: тюлени уплыли.

Закат на Соловках - явление, которое можно назвать небесным театром. Вышла на улицу - и обомлела: огненная ракушка с распахнутыми створками - два солнца! Нет, одно, но так разделено облаками. Но это только начало спектакля. Мидия постепенно обретает цельность круга. По его краю пробегают серые мелкие тучки, контурами напоминающие крыс. Я стою так, что небесное действие отражается в луже. У ее края неожиданно останавливается кошка и замирает: она тоже увидела небесных крыс?

Ах, чего только не было на небе за полчаса! Солнечная луна, дорожка солнца в море, сердце, запеленанный небесный младенец с нимбом над головой...

Закат без промедления переходит в рассвет. Над горизонтом появляются округлые облачка, напоминающие соловецкую кладку из камней. Их границы все четче и четче. И вдруг огненная река. Она пробивает себе робкую дорожку между облачных камней - и вот уже уверенная полноводная алая река опоясывает горизонт. Можно разглядеть на небе ее берега и острова, заросшие деревьями, лодочку, плывущую по ней.

Начинают несмело, неуверенно спросонья тенькать птички. И вдруг бум-м-м. Колокол. И негромкие братские молитвы. День начался.

Соловки: Соловецкая школа юнг

До середины XVIII столетия Савватиева пустынь имела мемориальное значение - именно здесь впервые высадился на остров святой Савватий. Лишь изредка наведывались сюда монахи-отшельники. Затем пришли перемены: устроили новые кельи "с сенями и полатями", построили пристани, конюшню и вычистили дорогу, связавшую пустынь со старой Исаковской дорогой на монастырь.

Летом здесь временно проживали рыболовы и сенокосцы. Для них создали все условия. На впадающем в озеро канале возвели монументальную валунную баню (она цела и сейчас, по преданию, в ней парился Петр I в одно из посещений Соловков). В конце девятнадцатого столетия на территории пустыни были построены еще два жилых братских корпуса. Один из них в полуразрушенном состоянии стоит и по сей день.

Знала бы братия, для чего она все это возводила...

Впрочем, о тюрьме здесь вообще ничто не напоминает. Все было уничтожено еще в 1942-1945 годах Соловецкой школой юнг.

Слово "юнга" пришло из голландского языка во времена Петра I. Основав в 1703 г. на острове Котлин, стерегущем морские подходы к Санкт-Петербургу, крепость Кронштадт, царь учредил в ней училище морских юнг . Юнги существовали затем на кораблях русского флота вплоть до начала ХХ в.

В советское время военных Школ юнг было две. Первая была организована на Валааме в 1940 г. Она готовила боцманов и имела соответствующее название - "Школа боцманов". Но доучиться в ней юнги не успели - началась война, и они приняли боевое крещение: на своих шлюпках вывозили бойцов с берега Ладоги на Валаам. Потом всех юнг включили в бригаду морской пехоты и бросили на Невскую Дубровку. Это был первый десант для попытки прорыва блокады Ленинграда. Там все валаамские юнги, кроме нескольких человек, погибли.

В 1942 году в Кронштадте в Учебном отряде собрали ленинградских беспризорников (человек 20-25) и создали группу юнг. Это была не школа, а просто маленькая часть в составе Учебного отряда Краснознаменного Балтийского флота. На следующий год их стало побольше, на третий - еще больше. Но они готовились не на боевые корабли, а на вспомогательные суда. Однако в конце войны, когда сильно не хватало на катерах личного состава, часть воспитанников Кронштадтской школы юнг все-таки попала на боевые катера и воевала. То есть "Кронштадтской школы юнг" официально не существовало.

"В целях создания кадров будущих специалистов флота высокой квалификации, требующих длительного обучения и практического плавания на кораблях Военно-Морского флота, приказываю:

к 1 августа 1942 года сформировать при учебном отряде Северного флота школу юнгов ВМФ со штатной численностью переменного состава 1500 человек с дислокацией на Соловецких островах. Плановые занятия начать с 1 сентября 1942 года. Адмирал Н. Г. Кузнецов".

Что стоит за словами этого приказа? Что заставило командование ВМФ создать школу юнг? Какие же высококвалифицированные специалисты могли получиться за год учебы в тяжелых бытовых условиях с почти полным отсутствием материальной базы обучения из 13-16 летних мальчишек с образованием 6-7 классов, а то и меньше? Почему были возможны такие факты:

• Горя желанием воевать, некоторые мальчишки выправляли себе документы, чтобы начать учиться раньше.

• Некоторым удавалось скрыть болезни: Леня Христофоров, забракованный врачебной комиссией, воспользовался документами товарища и проучился год. Обнаружив подмену, его не стали исключать...

• Мама очень просила, чтобы меня взяли, плакала. Говорила: "Муж на фронте, а сын - беспризорник". Мне тогда было четырнадцать лет...

• Саша зял чужое имя, чтобы скрыть социальное происхождение родителей?

Почему учить их надо было именно на Соловках? Почему выпускников школы, не достигших совершеннолетия, надо было отправлять на боевые корабли? Уже при основании Школы юнг подразумевалось, что после обучения они будут принимать участие в боевых действиях. Но ведь это были мальчишки, многим из которых не было и 15 лет! А по международной конвенции нельзя юношей моложе 18 лет призывать в армию. Россия подписала Женевскую конвенцию уже после войны, но, безусловно, знала о ее существовании. Поэтому в Школу юнг набирались только добровольцы и только с письменного согласия родителей (а если сирота?).

Сейчас на эти вопросы ответов не найдешь. Можно только догадываться.

Итак, на базе учебного отряда Северного флота, существовавшего с 1940 года в стенах монастыря и состоявшего из пяти рот (готовили пулеметчиков, зенитчиков, боцманов, мотористов, коков), и создалась Школа юнг. Если верить документам, то чтобы не вызывать самовольных поездок молодежи на флоты. Некоторым преимуществом при зачислении пользовались дети военных и воспитанники детских домов. Кое-кто из мальчишек уже успел повоевать в партизанских отрядах, кто-то был "сыном полка".

На юнг с момента зачисления в Школу полностью распространялся "Дисциплинарный устав ВМФ". Юнги принимали присягу.

Всего в Школе было три выпуска (наборы 1942, 1943 и 1944 годов), общее количество подготовленных специалистов флота составило 4111 человек. Школа готовила боцманов, рулевых, радистов, артиллерийских электриков, мотористов, морских саперов и др. (хотелось бы узнать, каких "др.", но информации нет).

По рассказам участников тех событий, первых мальчишек привезли ночью в жуткий шторм - так было безопасней: немецкие подводные лодки дежурили в Белом море. Семнадцать верст пешком до места, отведенного под школу. На привалах будущие юнги падали в траву и пытались найти ягоды - очень хотелось есть. С романтическими иллюзиями в первые же дни на Соловках пришлось расстаться.

В Савватиево юнг встретили полуразрушенное здание церкви, каменный корпус и бывшая деревянная гостиница-тюрьма. Эти здания отвели под учебные корпуса. Юнг поселили в палатках, и они сразу начали строить землянки. Мальчишкам приходилось копать землю, корчевать пни, ворочать валуны, валить лес и таскать на своих плечах бревна.

Школяры строили землянки по всем правилам. Внутри землянок настилали деревянный пол, устанавливали трехъярусные нары, пирамиду для карабинов, печку... "Но ведь мы были мальчишками и иногда старались сделать как попроще. Щель есть - пока мичман не видит - глиной замажешь. А зимой, как начало холодать в этих землянках, мы поняли свою ошибку", - вспоминает один из уцелевших юнг. Умывальника и туалета в землянках не было: умывались на озере, а в туалет бегали на сопку. Воду ходили набирать за 150 метров из озера, зимой пробивали прорубь.

К ноябрю 1942 г. строительные работы были закончены, и первый набор юнг приступил к учебе. Через несколько месяцев выявилась недостаточная обеспеченность Школы в Савватиево в хозяйственном отношении, часть юнг была передислоцирована в Кремль. В результате Школа юнг территориально разделилась на две части.

Немцы знали, что на Соловках был Учебный отряд Северного флота. Поэтому они нещадно бомбили остров, сбрасывали зажигательные бомбы - поджигали лес, травили воду в озерах (яды сбрасывали тоже с самолетов). На Соловках стояло несколько зенитных батарей, которые охраняли Кремль. Но и юнги несли круглосуточное дежурство. Диверсанты высаживались и с подводных лодок, и с самолетов (до фронта было лететь минут 15 самолетом!)

Опасаясь диверсии, руководство школы выставляло часовых возле продуктовых складов. Зимой при заступлении на пост юнги надевали валенки и тулуп. Им выдавались винтовки "с дырочками", то есть не боевые, бутафорские. Как представишь такого часового - ростом метр сорок, тулуп, как шлейф, волочится по снегу, да еще винтовка ненастоящая в руках... Караул длился 2 часа. А что охраняли-то? Какие там продукты?! На первое - суп из трески, на второе - сечка с треской (из-за сечки бичом школы стал повальный аппендицит; оперировали здесь же, на острове), а на третье - компот из хвои, чтобы цинги не было.

Вот и бегали мальчишки в лес ловить прятавшихся под берегом озера в гнездах уток, обмазывали их глиной и запекали на раскаленных углях на костре. После того, как глина превращалась в черепицу, разбивали ее и отделяли от мяса вместе с перьями, удаляли внутренности, солили и с удовольствием ели. Еще собирали бруснику, приносили в землянку, ссыпали в бочку с водой и зимой пили этот настой - восполняли недостаток витаминов.

Знали ли юнги, что было на острове до них? Знали. В их воспоминаниях можно прочесть о том, как они выламывали решетки из окон, как читали надписи на перилах лестницы на Секирной горе, на стенах зданий ("Рядом с нашим учебным корпусом на здании вроде часовни было написано: "Здесь сидела эсерка Каплан").

Есть и такие свидетельства: "В закрытом здании в Савватиево мы обнаружили библиотеку. Там были шикарные дореволюционные книги на славянском языке. Что нам в них понравилось, так это переплеты! Мы в эти переплеты свои тетрадки вставили, а все остальное выбросили. Когда начальство об этом узнало, то заинтересовалось, куда мы дели то, что выдрали. Пришлось сознаться. У нас в корпусе была арестантская уборная с ячейками - мы туда все и побросали. Когда все выяснилось, начальство приказало все достать и промыть внутренности этих книг. Позже это помещение, где была библиотека, заколотили" (Л.Пшеничко).

Можно ли осуждать мальчишек, которых готовили на смерть, за то, что они без должного уважения относились к истории своего народа? Конечно, нет. До них это уже сделали другие, взрослые, старшие товарищи. Они только продолжили их дело, особо не вдаваясь в детали.

Вообще, в быту школы юнг было много лагерного. Решетки, глазки, лагерные надписи, карцер за провинности: "В учебном корпусе было каменное подземелье с узким окошком. Через окошко еле-еле проникал свет в эту камеру, посреди нее находился каменный пенек, а в стенах на цепях висели железные кровати, которые задвигались. За провинность нас сажали не на сутки, а на один-два часа. Там бегали здоровенные крысы, нам было очень страшно".

На время обучения в Школе на каждого юнгу устанавливалось денежное содержание 8 рублей 50 копеек в месяц, но все эти деньги, так же как и сбережения преподавателей Школы, перечислялись в фонд обороны. В 1943 г. юнги, командиры и преподаватели собрали деньги на военный корабль. Ими была послана телеграмма на имя Сталина с просьбой построить катер, что и было сделано: торпедный катер "Юнга" участвовал в боях на Черном море. Сталин ответил юнгам благодарственной телеграммой, которая сейчас находится в экспозиции Соловецкого музея, посвященной Школе юнг.

Школа юнг. Острова Соловецкие.

Беломорские ночи и дни.

В них остались мечты наши детские,

В них развеялись сладкие сны.

А потом - корабельные будни

И свинцовые ветры в лицо.

Занимали места у орудий

И сменяли погибших отцов...

После обучения, которое длилось около года, мальчишки отправлялись на боевые корабли. Соловецкие юнги воевали на кораблях Северного, Балтийского, Черноморского, Тихоокеанского флотов, а также в Амурской, Беломорской, Волжской, Дунайской, Днепровской, Каспийской и Онежской флотилиях.

Как сложились их отношения с взрослыми на кораблях? Берегли ли их, мальчишек, в бою? Были ли они полноправными членами морской братии? Не стали ли игрушками для экипажа? Неизвестно. Обычно в своих мемуарах бывшие юнги об этом не рассказывают. Хотя кое-что и между строк читается:

"Я после обучения в Школе юнг имел специальность электрика. Я занимался своим делом, и командир, узнав, что я являюсь неплохим специалистом, заставил проводить занятия с матросами - на корабле служили матросы, которые воевали, но нигде не учились. А ведь мне было тогда 15 лет, а им 30, кому и 40 лет. А я-то уже воображал, что я "пуп земли", и начал покрикивать на матросов во время занятий: "Не лежите на рундуках, а слушайте, записывайте!" А они в ответ: "Вот на палубу выйдешь, мы там и поговорим!" Вылезаю из кубрика на палубу, один матрос: "Юнга, почему честь не отдаете?!" Извинился, честь отдал, только за угол зашел, другой матрос: "Юнга, сюда! Почему честь не отдаете?!..."

Но воевали юнги наравне с взрослыми.

Героизм Соловецких юнг неоспорим. Мальчишки, прошедшие школу выживания на Соловках, привыкли действовать на свой страх и риск. Каждый четвертый юнга погиб. Это страшная статистика. Дети ведь! Один из них напишет: "Мы первую любовь узнали позже, чем первое ранение в бою..."

Героизм юнг... Когда я училась в школе, в коридоре напротив кабинета русского языка, где мы проводили большее количество переменного времени, висели портреты пионеров-героев. Среди них - Саша Ковалев. Он был изображен в бескозырке, пионерский галстук не вязался с матросским воротником. Но мне почему-то его портрет нравился больше других. Помню, что звезды героя СС у него не было - два ордена, один из которых посмертно.

А тут узнаю историю... Под фамилией Ковалев и с чужой биографией в Школе юнг учился Саша Рабинович. Он родился и рос в Москве. Его родители, евреи по национальности, были репрессированы в 1937 году (в 1955 или 1956 годах отец и мать Саши были реабилитированы, мать вернулась в Москву, а отец погиб в лагерях), поэтому Сашу взяла к себе тетя, сестра матери Раиса Яковлевна Райт-Ковалева, впоследствии известная переводчица западной литературы. Не без помощи дяди - инженера капитана 2 ранга Николая Петровича Ковалева - Саша заимствовал биографию кандидата в юнги шестнадцатилетнего Юрия Николаевичи Ковалева, комсомольца, уроженца горьковской области, 1926 года рождения. После гибели Саши была создана его биография: "Зимой 1943 года на торпедные катера Северного флота прибыл один из лучших мотористов - юнг Саша Ковалев, сын старого балтийского моряка-подводника, отличник учебы, лыжник, волейболист и любитель игры на гитаре..." . Авторы листовок и книг добавляли, что Саша - блокадник и его родители умерли от голода. Эту биографию мы и учили для пионерских сборов.

Но этот факт ничуть не принижает подвига "морского орленка" Северного флота, как часто называют Сашу Ковалева. В разгар боя он закрыл собой пробитый коллектор мотора торпедного катера, тем самым дав возможность судну выйти из боя и вернуться в родную гавань, а погиб на следующий день, 9 мая 1944 года, по возвращении в базу. У меня опять вопрос: а где были взрослые? Неужели они могли спокойно смотреть на то, что юнга-моторист варится живьем в 70-градусной воде, перемешанной с маслом и бензином? Неужели другого материала не нашлось для затычки?

Другая судьба - другая биография. Генри Таращук служил на торпедном катере ТКА - 13. Его считали погибшим, катер при атаке вражеского конвоя потопили корабли охранения. Израненного юнгу подобрали немцы. Он чудом выжил в лагере вблизи Киркенеса.

Выпускник школы юнг Анатолий Негара служил на тральщиках. Его корабль потопила подводная лодка в Карском море. Спасательный понтон с моряками две недели носило по осеннему морю - без пищи и воды. Острова, встречавшиеся на пути, были пустынными. Выжили немногие, их спас мешок муки, найденный в полосе прибоя.

Героическая и ужасающая история есть за плечами каждого юнги. Хотя обычно выделяют юнг знаменитых: Народного артиста СССР Бориса Штоколова, лауреата Государственной премии Валентина Пикуля (его книга "Мальчики с бантиками" как раз о школе юнг) , писателя В.Гузанова, артиста В. Леонова, адмиралов-подводников В.К. Коробова, Н.В. Усенко.

Время уничтожило следы землянок и построек военных лет, на их месте сейчас деревья и заросли кустарника. Говорят, что по сей день приезжают на Соловки бывшие юнги, находят здесь только им ведомые приметы школы. В музее открыта посвященная им экспозиция.

В 1972 году к северу от кремля, на склоне древнего вала, во время первого слета юнг-ветеранов был установлен памятник воспитанникам. Серый, невзрачный. С типичными венками и искусственными цветами. Похож на могильный обелиск деревенского кладбища (с московским памятником не сравнить).

В честь героев-юнг в поселке названы две улицы. Одна - в честь Героя Советского Союза Ивана Сивко, погибшего за освобождение Севера в 1941 году, другая - в честь Саши Ковалева.

Соловки: Муксалма

С утра в ресторане отеля попросила хлеба для чаек. Дали целый пакет жопок от батона. Бесплатно. Это первое бесплатное деяние здесь, на острове.

О хлебе предупредил экскурсовод. Мы едем на Муксалму, по пути обычно кормят чаек.

Экскурсовод у нас частный. Когда-то он работал здесь официально. Но теперь живет в Питере (хотя имеет на Соловках квартиру), а местное экскурсионное бюро его не жалует. Случайные знакомцы, с которыми мы вместе ездили на Анзер, рассказали о нем.

Автобусом до пристани. Экскурсия начинается. Едем вдоль просеки. Оказывается, это бывшая железная дорога. Ее строили заключенные. Зачем? Никто не знает. Возить по железной дороге нечего, расстояние между рельсами не соответствует стандарту вагонов и паровозов. Вспомнились кинокадры, как Павка Корчагин строил узкоколейку. Интересно, там-то хоть она пригодилась?

У пристани поклонный крест, поставленный недавно на месте сгоревшей часовенки. На Соловках много поклонных крестов на берегу. Они и ориентиром для судов были, и о Боге напоминали.

Небольшой катерок с удобными сидениями повезет нас дальше. Пока рассаживаемся, любуюсь дном. Вода чистейшая. Среди донных камушков морские звезды и довольно крупные мидии. По тени нахожу взглядом медузу. Она прозрачная, только розовые очки на зонтике ее выдают.

На мой живейший интерес откликнулся один из лодочников. Заручившись моим обещанием только поглядеть и отпустить в воду, он достает сачком со дня морскую звезду и кладет мне на ладонь. Странное ощущение: она твердая и мягкая одновременно. Нижняя сторона покрыта у нее беленькими щупальцами с присосками. Она шевелит всеми лучиками, показывая, что ей не нравится быть в центре внимания. Мою руку с звездой сфотографировала вся группа, а подержать никто больше не захотел... Она не противная, не кусается.

Как здорово ранним солнечным утром прогуляться по морю на катерке! Ветер и волны, скорость и солнце! Над островами облака, в точности повторяющие контур суши. Чудо какое-то.

Чайки испуганно парят над катером. На куски батона не реагируют. Наверное, думают, что я в них кидаю камни. "Ничего, сейчас они распробуют, на обратном пути будет вам представление!" - успокаивает меня владелец катера, загорелый сильный мужчина с хохлятским говорком.

Вот и Муксалма. Остров, соединенный с Большим Соловецким дамбой. Во времена монастыря здесь был скотный двор. Из разговоров с туристами по секрету узнали, что на Муксалме еще сохранились заграждения из колючей проволоки со времен ГУЛАГа.

Красивая калиновая аллея выводит к бывшим монастырским постройкам. Коровник кирпичный. Экскурсовод объясняет, как он был устроен. Двухэтажный. Животные на первом этаже, сено на втором. Чтобы дать корм коровам, нужно просто открыть люк в междуэтажном перекрытии.

Сейчас коровник пустует. Нуждается в реставрации. Только нужна ли она, реставрация? Кто тут коров держать будет? Вон они вокруг кремля гуляют.

Жилой корпус. Он до сих пор жилой. Здесь обитает бригада, которая что-то где-то строит. Сейчас все куда-то уехали, в здании только сторож. Просим показать постройку изнутри.

Длинный просторный коридор со множеством дверей. В простенке сделаны ниши. Здесь лежали дрова для печей. В каждой келье можно было топить печку. В одной из келий сейчас молельная комната. Заходим. Огромное помещение с небольшими (по северному обычаю) окнами и паркетным полом. Паркет замечательный. Даже сейчас замысловатый узор кладки и качество дерева поражают воображение. В помещении тепло и сухо, несмотря на близость моря.

Представляю, каким раем казалась такая келья крестьянину, привыкшему к холоду и убогости. Попав сюда хоть раз, всю жизнь будет вспоминать монастырские хоромы. А то и, неровен час, подастся в трудники или послушники. К труду крестьянин привык, а близость Бога в работе только поможет. Вот и процветал монастырь, вот и шли отовсюду сюда люди.

Сейчас келья, где устроили комнату для молитв, выглядит не больно празднично, хотя мужики старались, как могли: иконки убраны цветами, половики постелены, чистота.

В другой келье музей. Здесь по стенам висят картины, подаренные Соловкам художником, бывшим узником Слона. Особенно запомнилась одна, на которой над монастырскими башнями красуются красные звезды. Экскурсовод поясняет, что так и было в реальности. Начальство лагеря водрузило красные звезды над всеми башнями и колокольней. Абсурдность этого впечатляет. А еще какая-то шальная мысль, что над главным кремлем России тоже звезды, ставшие уже привычными. Тоже ведь, наверное, кресты были...

Другая картина - выброшенное на берег проржавелое судно. Каменистый берег явно Соловецкий. На баржах когда-то привозили сюда заключенных. Метафора двоякая. Можно, конечно, прочесть ее как конец ГУЛАГа, остов которого проржавел и догнивает как хлам... Но уж такой безысходностью веет от картины... Думается, что это сам монастырь, послуживший истории и государству, а теперь проржавевший и выброшенный на потеху туристам (при таком понимании картины мелкими и бесполезными кажутся все восстановительные работы в монастыре). Или это человеческая память о прошлом, которая не знает, что делать с этой железякой, которая мешает, царапает, портит вид, но убрать ее себе дороже?

Показывают келью, где сейчас живут строители. Двухэтажные нары. Стол, на котором чай, много разномастных чашек. Всех желающих сторож всегда поит чаем. Предлагает и нам.

У ног мужичка испуганно озирается котенок. Беру на руки и... От необычайно красивого котенка рыбой прет за версту.

- А как же,- смеется сторож, - у моря живет!

Котенка зовут Маркизой. Ее подарил батюшка, приезжавший на праздник. Вот теперь и сторожу веселей. Так был бы один сегодня, так и готовить еду не стал бы, а котенку надо. Сварил ей кашу с рыбой.

По разговору понимаем, что наш лодочник и сторож хорошие знакомцы. Спрашиваем об этом. Да, владелец катерка много лет отработал здесь, на Муксалме, в артели, занимающейся заготовкой морской капусты - ламинарии, фукуса, анфельции для Архангельского водорослевого комбината. Жил здесь, в этой келье. Питался рыбой, мидиями и морской капустой.

Он щедро делится кулинарными секретами:

- Соленые черенки морской капусты лучше соленых огурцов на закуску. Плов из мидий. Не пробовали? А вы попробуйте, у нас любимое блюдо было. Почему думаете, что у нас мяса не было? У нас все было.

Ведет нас в ледник. Большое помещение с углублением. Темно, холодно. По шаткой досочке переходим на площадку, с которой можно заглянуть вниз. Да, там сейчас, в июле, лежит снег. Не растаял. Много снега. Он крупитчатый, такой неожиданный, что ему радуешься. Вот где можно достать летом снега!

А наш сопровождающий рассказывает о своей работе здесь. Была процветающая артель, потому что государство заботилось о здоровье людей. Надо было много морской капусты, содержащей йод. Ее добавляли в хлеб обязательно. А теперь никому не надо эту капусту. Везде лежит дальневосточная, а она маленькая. Собирать ее проще, а питательных веществ в ней и нет почти. А беломорская добывается в малых количествах, только для водорослевого комбината, который сейчас работает далеко не на полную мощность.

Он ведет нас на дамбу, и пока мы слушаем рассказ экскурсовода, достает лист морской капусты. Метра три длиной, держится на черенке, а далее корень-хваталка, оплетающий камень-якорь, чтобы не носило капусту течением по морю. Мы фотографируемся с гигантом листом, скромно кусаем его по примеру добытчика и экскурсовода. Он не противный, соленый от воды, сочный, потому что свежий. Ну жестковат, конечно, но...

Вот такие листья артель высушивала на берегу. Черенки засаливала, камни выбрасывала, а чтобы ветром не уносило, развешивали капусту на сушилки из колючей проволоки. Именно об этой колючке и ходят сплетни. А следов лагеря тут нет.

На катере объезжаем дамбу. Построена уникально. Шедевр инженерной мысли. Неграмотный монах Иринарх сорок лет руководил ее строительством. Насыпи, распорки, арки - все поражает величественностью, красотой и естественностью. Дамба не мешает ни естественному току воды, ни пути ветра. И в то же время продумано все до мелочей. Даже ледоколы поставлены (когда теченье несет большие льдины, специально поставленные валуны раскалывают их до того размера, который без труда пройдет в арку дамбы).

Как же монахи осилили такой труд?

- Верой и молитвой, - отвечает экскурсовод.

Да, это большая сила, когда сознаешь, что трудишься во славу Господа.

Обратно плывем другим путем. Лодочник не спешит. Он тоже наслаждается пейзажем. Островки, облака, волны... Видели "зайчика" - тюленя, греющегося на берегу. Заглушив мотор, хотели подойти ближе. Но тот не захотел с нами общаться, уполз в воду, отплыл подальше и с видом победителя качался на волнах, хитро поглядывая на нас.

А чайки-то нас уже ждали! Распробовали хлебушек. Представление устроили на славу. Они кружились над катером, стараясь поймать подачку еще на лету, отчаянно сражались друг с другом за каждый кусочек. На крики собратьев со всех сторон летели всё новые и новые. Лодочник выписывал невообразимые вензеля, чтобы мы могли вдоволь налюбоваться игрой чаек.

Видели уток. Гагары умные. Они устраивают детские сады для своих утят. Бездетная утка там воспитательницей. Собирает выводки - утят по двадцать - и воспитывает их, компенсируя тем самым свою родительскую ущербность. Завидев катер, она отчаянно крякает и торопится увести детенышей ближе к берегу.

Жаль расставаться. Прогулка удалась на славу.

Мы отправляемся на обед в кафешку, где подают соловецкую селедку. Она от прочей беломорской отличается своей жирностью. Если косяк сельди случайно натыкается на Соловки, он отсюда уже не уйдет. За сезон селедка так отъедается, что жарят ее без масла, жир так и сочится.

Я вообще впервые ем жареную селедку, думала, что ее только солить можно и консервировать. Ем не торопясь, стараясь запомнить вкус, чтобы потом из сотен разных видов безошибочно выделять соловецкую.

Удивляюсь: сотни тысяч женщин по всему миру с помощью фукуса, который входит в состав всех антицеллюлитных препаратов, пытаются избавиться от жира, а селедка с его помощью этот жир наращивает...

Не обошлось без приключений. В автобусе забыли свой пакет, там свитера и лист морской капусты. Свитера - бог с ними, а капусту жалко.

Но все-таки чудесным образом нашли. У экскурсионного бюро стоит автобус, похожий на тот, в котором мы ехали с пристани. В нем до сих пор в уголке стоит наш пакетик!

В гостинице мы еще раз разглядываем лист, фотографируемся с ним. Вспоминаем, что есть такая процедура - обертывание листом морской капусты. Пробуем. Он очень приятный, прохладный и шелковистый. А я, обернутая этим листом, очень напоминаю русалку. Вот только кто-то из туристов выкусил в самом центре круглую дырочку... Моем его и сушим на дверце открытой форточки. Повезу домой, буду есть и лечиться.

Соловки: Кремль

Экскурсовод - студентка исторического факультета какого-то Архангельского вуза, кофточка и платочек из одного материала, лицо юное, улыбчивое - встретила нас у главного входа монастыря. Ведет экскурсию по военной истории Кремля.

В 1571 году появились в открытом море "в голомяни" против Соловецких островов немецкие военные корабли, оказавшиеся соединенным флотом Швеции, Гамбурга и Голландии. Они хотели ограбить обитель, которая была уже известна врагам своими богатствами. Хотя шведы не причинили тогда Соловкам никакого ущерба (произвели только рекогносцировку), но переполох среди братии был велик: монастырь был совершенно беззащитным и не мог оказать сопротивления нападающим. Он не имел ни стен, ни оружия, ни боеприпасов. Это и стало причиной строительства каменных стен обители.

Девушка-экскурсовод рассказывает складно и старательно. Четко действует по инструкции: на провокационные вопросы отвечать уклончиво.

- Почему на одной из башен камни потемнели?

- Неизвестно.

- Ну версии-то есть какие-нибудь?

- Ничего не ясно. Но на них ничего не лили, и пожара не было. Но, скорее всего это копоть.

- От чего?

- Пройдемте дальше.

Ров хорошо виден только с одной стороны. На его дне был частокол. Но время его убрало, измельчал и ров. За триста лет он стал мельче на три метра. По метру в сто лет. Чуть медленней врастает в землю каменная ограда монастыря. Между булыжниками кладки растет трава и даже березка.

- Почему березку не выдернули? Она же корнями разворотит все внутри.

- Денег нет на это. Не березку срубать надо, а грунт убирать из щелей.

Стены изнутри засыпаны камушками, песком, известью гасили грунт в течение одиннадцати лет. Да, на века ставили. Используя передовой военный опыт своего времени. Башни далеко выступают за линию стен, обеспечивая возможность мощного флангирующего обстрела. Особенно надежно защищены въездные ворота. Их система безопасности включает в себя крутые повороты внутри проездных башен, решетки-гирсы и валунные козырьки-захабы. (Соловецкая крепость - ровесница гамлетовской крепости Эльсинор).

Но самую тяжелую осаду Соловецкий Кремль выдержал не от внешних врагов. В многовековой истории обители выделяются события, связанные с "Соловецким сидением" (1668 - 1676гг.). Давно готовившаяся воевать обитель оказалась легко втянутой в жестокое противостояние, получившее название "раскол".

Соловецкий монастырь оказался крупнейшим центром раскола. Он отменил моление за здравие царя. Царь Алексей Михайлович с целью усмирения непокорного монастыря, не признавшего церковную реформу, направил на Соловки отряды стрельцов. Сложилась парадоксальная ситуация, когда "воины Царя Небесного сражались с воинами царя земного".

Восьмилетняя осада монастыря закончилась (продержались бы и дольше: запасов зерна, грибов, сушеной рыбы, масла хватало, работала мельница, из Святого озера поступала вода) 22 января 1676 года - стрельцам удалось ворваться в обитель по потайному ходу, который указал монах-перебежчик Феоктист, и учинить жестокую расправу над оборонявшимися. Мятежники перебиты с невероятной жестокостью (погибло 400 монахов; тех, кто не погиб в бою, казнили, тела выбросили на берег Долгой губы, где они вмерзли в январский лед, а весной растворились в Белом море), а монастырь разграблен стрельцами царя Алексея Михайловича под командованием воеводы Ивана Мещеринова.

Свято место пусто не бывает. В обитель прислали новых иноков. Парадоксально, но царский воевода, возглавивший разгром взбунтовавшегося монастыря, волею судеб оказался среди первых узников нового поколения соловецких заключенных.

Посещение обители Петром I (1694, 1702 г.г.) стало свидетельством прощения опального монастыря.

Событием, покрывшим монастырь неувядающей военной славой, была неожиданная, весьма интенсивная и продолжительная, но совершенно безрезультатная бомбардировка монастыря двумя английскими шестидесятипушечными фрегатами в 1854 г., во время Крымской войны.

Все началось с того, что Британская эскадра (а именно фрегаты "Бриск" и "Миранда") появилась на Соловках с несколько странным для представителей ведущей морской державы требованием. "Быков и продовольствия!" - гласил ультиматум англичан, иначе - пушечный обстрел. Архимандрит Александр, бывший в то время игуменом, разъяснил служителям британской короны, что скота в монастыре не держали, коровки и козы жили на острове Муксалма. Да и вообще - какие могут быть ультиматумы? Если кому и надо, то пусть стреляют, а дело монахов - положиться на волю Божию.

Британские корабли начали обстрел, за время которого на монастырь было выпущено 1800 ядер и бомб (для сравнения: во время знаменитой Полтавской битвы с обеих сторон было выпущено всего только 1500 ядер). Кто-то из защитников монастыря, увидев инока, намеревавшегося пересечь монастырский двор в разгар обстрела, воскликнул: "Отче, куда же вы? Ядра!" Монах отвечал: "Пусть летят. У них свой путь. У меня - свой".

После того как пороховой туман рассеялся, завоеватели увидели невредимые кремлевские стены (правда, внутри кремля отдельные здания были повреждены, но нападавшим этого видно не было). Ни один человек не был ранен. Иноземцам ничего не оставалось, как только развернуть свои корабли и отправиться восвояси.

Это событие резко повысило авторитет монастыря среди верующих. Значительно увеличивается количество паломников и почетных гостей, в числе которых был и посол Франции в России Талейран.

Нам разрешают заглянуть в тот каземат, где содержался последний атаман Запорожской Сечи. Жуткое место - холодно, темно, сыро. Форма у камеры непривычная, сужающаяся от двери к стене напротив. Говорят, что в ней было окошко, оно заложено то ли кирпичом, то ли камнями. Ложем атаману служила скамья. Была в камере и печка. А сейчас воздух сырой и затхлый. Почему же не захотел выходить из своего каземата атаман до самой смерти? Что за идея держала его в келье-камере без воздуха и света?

4 июня 1775 года при разгроме Сечи царскими войсками был арестован восьмидесятипятилетний запорожский атаман Петр Калнышевский и по предложению Потемкина сослан навечно в Соловецкий монастырь. Монастырскому начальству было предписано содержать Калнышевского "без выпускно из монастыря и удалять не только от переписок, но и от всякого с посторонними лицами обращения за неослабным караулом находящихся в монастыре солдат".

Нет достаточной информации об этом человеке и как о личности, и как о политическом деятеле. Имперские власти умели хорошо скрывать свои тайны. После разрушения Запорожской Сечи правдивые свидетельства и о деятельности кошевого, и о его судьбе исчезли. Остались только легенды. По одной из них Калнышевский бежал в Турцию, женился там и даже имел сына. Другая легенда свидетельствовала, что последний кошевой скрывался где-то на Дону. А на самом деле...

В бытность свою атаманом Петр Калнышевский был очень богат. При аресте в его зимовниках и хуторах было описано 639 лошадей, 1076 голов крупного рогатого скота, 14045 овец, 2175 пудов зерна. Его крепкое экономическое положение содействовало политической карьере в Сечи. Но это в прошлом.

Содержался он сначала в каземате ? 15 возле Сушила. "Порционных денег" получал один рубль в день (примерно в 40 раз больше других узников). На сэкономленные средства отремонтировал свой каземат, а в конце жизни приобрел Евангелие стоимостью 2.435 рублей и оставил его вкладом в монастырь. (Я не очень понимаю механизм приобретения, вроде в келье, без контактов...). В 1792 году был переведен в одиночную тюрьму возле поварни. Петр Калнышевский прожил в этом каземате 25 лет, пока Александр I не "даровал" ему прощение.

Говорят, что после него осталось в камере больше двух аршинов нечистот, что, просидев в тюрьме такое долгое время, он одичал, стал мрачный и потерял зрение; что у него, как у зверя, выросли когти и длинная борода. Вся одежда на нем, кафтан с пуговицами, расползлась на куски и спадала с плеч.

Был помилован! То есть получил право на выбор места жительства по своему желанию. Калнышевский уже стоял на пути к Богу (соловецкий архимандрит Досифей заявил в глаза 110-летнему узнику, что от того воняет землей). Однако ум и силу духа последний запорожский кошевой не утратил до последнего. Об этом свидетельствует его письмо архангельскому губернатору Мезенцеву, в котором вчерашний узник не без заметного сарказма благодарил за освобождение и просил позволить ему "в обители сей ожидать со спокойным духом приближающегося конца своей жизни, поскольку за 25 лет пребывания в тюрьме он к монастырю вполне привык, а свободой и здесь наслаждается в полной мере".

В 1803 году он скончался и был похоронен на монастырском кладбище. Могила не сохранилась. На территории Соловецкого кремля находится надгробная плита с могилы П.И. Калнышевского с текстом следующего содержания: "Здесь погребено тело в Бозе почившего кошевого бывшей некогда Запорожской грозной Сечи казаков атамана Петра Калнышевского, сосланного в сию обитель по Высочайшему повелению в 1776 году на смирение. Он в 1801 году по Высочайшему повелению снова был освобожден, но уже сам не пожелал оставить обитель, в коей обрел душевное спокойствие смиренного христианина, искренно познавшего свои вины. Скончался 1803 года, октября 31 дня, в субботу 112 лет от роду смертию благочестивою, доброю".

Смотровая площадка башни. Все окрестности как на ладони: Святое озеро, часть бухты, бараки... Следующая площадка, уже с пушками. Грозные литые дула нацелены на море. "Пушки с пристани палят, кораблю пристать велят". Гид говорит, что они в порядке, хоть сейчас стреляй. Как уцелели-то? Тяжелые, видимо, сдвинуть не смогли.

- Когда тут реставрация начнется?

- Никогда. Башни восстанавливать не будут. Они бесполезны для монастыря. Вот эту оставят открытой для посетителей.

Между башнями крытая галерея. Здесь выставка фотографий об эпохе ГУЛАГа. Девушка рассказывает бегло. Фотографии все известные, текст к ним безликий.

- Сколько человек погибло здесь в этот период?

- Две-три тысячи.

Ну не ужас ли? Две - три! Тысячи! Как легко она ставит дефис. А ведь речь идет о людях. Бедное дитя своего времени.

Она продолжает:

- Тысяча приговоренных была вывезена в Ленинград, там и расстреляна. Остальные тут.

- Где похоронены?

- В братских могилах. Определенного места нет. Здесь все кладбище.

- А те, что умерли от тифа?

- Тоже здесь. Наше общежитие стоит рядом с тифозным кладбищем. У нас даже шутка такая: студенту-историку ничего не страшно. Это же не сибирская язва.

Циничные шутки девушки о человеческой трагедии меня просто вырубают:

- Монахи тут и остались. Их из келейников в заключенные перевели. (Улыбается, ждет ответного смеха)

-Почему так мало рассказывается о СЛОНе?

- Потому что это очень малый период в жизни монастыря. Не стоит уделять ему слишком большое внимание.

В конце экскурсии она разразилась монологом о том, как хорошо, что в монастыре есть музей. Это дает возможность простым налогоплательщикам познакомиться с историей монастыря.

Я, простой налогоплательщик, уходила с экскурсии в подавленном состоянии.

Соловки. Послесловие.

Девять Соловецких дней пролетели. Не все увиделось, не все понялось. Осталась Секирная гора и Секирно-Вознесенский скит, где на стенах строений еще до сих пор (по рассказам) не стерты надписи узников, ждущих расправы. Не дошли до Исаакиевского скита. Не побывали на Ревалде и Печаке. Не провел нас по острову Юрий Бродский, единственный, наверное, из экскурсоводов, не считающий, что СЛОН не заслуживает внимания; не посетили садки, в которых монахи разводили рыбу, не попали в подземелье монастыря, не сплавали на Кузова, не половили в чудных озерах рыбу, не увидели колокольню без строительных лесов...

Это значит, что еще сюда вернусь. Когда пойму больше, чем понимаю сейчас.

А может, и не вернусь. Из-за странного ощущения. Порой мне кажется, что коренные обитатели Соловков - иноки - чувствуют себя осажденными. Их окружают музей, крайне неохотно расстающийся со своим имуществом; местные поселенцы, считающие монастырь опасным чужаком и в то же время источником дохода. Монастырские стены прозрачны, по двору монастыря в любое время дня и ночи может гулять кто угодно. Число экскурсий в уикенды достигает нескольких десятков. Инокам это не нравится. Но они умеют ждать. Кто знает, быть может, когда-то ворота монастыря вновь захлопнутся, как в те далекие времена, когда на остров не допускали женщин, а для паломников даже царских кровей обязательно было подчинение монастырскому уставу?

Я поняла главное. Соловецкие острова - непростое место. Оно заставляет восхищаться, страдать, переживать, то есть вспомнить о главном - о душе. А если так, храни, Господи, Соловки.

Источник:

http://world.lib.ru/n/nikitina_e_w/

Никитина Елена Васильевна