+(Бытовой очерк)

Дабы не ввести читателей в заблуждение, спешу оговориться, что я пишу не о жителях города Онеги, а об обитателях онежского уезда и притом, главным образом, об обитателях тех многочисленных селений, которые разбросаны по обоим берегам р. Онеги от с. Клещёва вверх до Бирючёва, на протяжении 60-ти с лишним верст.

Это одна из наиболее населённых частей Онежского уезда, в административном и экономическом отношении заметно тяготеющая к центральному пункту, большому и, сравнительно, бойкому посаду Турчасову.

Жители этого района, предприимчивые и расторопные, известные под общим именем «онежан», давно зарекомендовали себя с наилучшей стороны во всех лесопромышленных пунктах Севера.

Онежанина вы встретите по всему необъятному Северу, от Колы до Костромы и Пскова, от Архангельска до Петербурга и Кронштадта. Не любит онежанин лежать на печи. С десяти–двенадцати лет и до глубокой старости колесит он по чужой стороне, иной с багром в руках, иной с пером, оставляя свое хозяйство исключительно на женские руки.

Не очень-то сладка жизнь бурлацкая! Хватишь голоду, хватишь холоду, натерпишься всего от властных, суровых, «приказчиков-управляющих», своих же онежан, которые, начавши службу с «мальчиков на побегушках» и испытавши на себе все прелести бурлацкого житья, усердием и расторопностью выдвинулись из среды рядовых бурлаков, вкрались в доверие хозяев – и уже никто не жди от них поблажки.

В приказчики или управляющие пробиваются натуры выдающиеся, недюжинные, что видно уже из того, что, достигнув власти, вчерашний полуграмотный бурлак умело забирает в свои опытные руки нити миллионного предприятия и вертит затем, как вздумает, не только сотнями рабочих и служащих, но и хозяевами предприятий.

И хозяева, понимающие свои интересы, дорожат такими приказчиками, делают им уступки, сами ни во что не вмешиваются (ни один, уважающий себя управляющий вмешательства хозяина в дело не потерпит), – тяжел такой управляющий и для хозяина, и для рядового бурлака!..

…Но «терпи, бурлак, – будешь сам приказчиком!» – И терпит, ибо как заносчивость и неуступчивость перед хозяином со стороны управляющего считается признаком «управляющего деляги», так покорность и умение со всем мириться, во всём уступать считается наилучшим качеством бурлака-багорника.

Что же гонит онежанина с родины?

Понятно: неплодородная земля, суровый, неблагоприятный для хлебопашества климат и полное отсутствие заработков на месте. Хлеб своего урожая съедается всеми ещё к Рождеству, а после все едят уже покупной. И вот перед Рождеством почти всё мужское население, способное к труду, идёт с поклоном к «десятнику».

«Десятниками» же называются местные богатые мужики, которые ещё предыдущей осенью заключают с владельцами лесопильных заводов, условие, обязывающее их пригнать с открытием следующей навигации к заводу известное количество брёвен, «выкатать» их на сушу и, кроме того, дать на зиму для завода известное количество рабочих, чтобы этот лес в течение зимы распилить на доски.

По заключении этого условия, которое большею частью бывает «домашним, т.е. без нотариального засвидетельствования, хозяин завода даёт подрядчику-десятнику задаток, иногда до двух тысяч и более, смотря по тому, какое количество леса тот обязуется пригнать. Этот десятник, зимой на родине набирает «артель», т.е. записывает желающих с ним идти на заработки и, в свою очередь, записавшимся дает под залог паспортов задатки, размер которых зависит от возраста и опытности записывающегося, при чем хорошо грамотные имеют больше шансов на крупный задаток, чем «тёмные», т.к. могут быть не чернорабочими, а «счётниками», «табельщиками», «надсмотрщиками» и т.д. В общем задатки колеблются между 20 и 75 рублями. В то же время договаривается и недельная плата, которая колеблется, в зависимости от тех же обстоятельств, между 2 и 7 рублями в неделю «на хозяйских харчах».

Артель во главе с десятником трогается в путь в Великом посту.

Первые 20–30 вёрст бабы везут своих мужей и сыновей на собственных лошадях и т.к. к этому времени от задатков уже ничего обыкновенно не остаётся, то при прощании они получают от десятников, в счёт будущих заработков «бурлаков», рублей 5–10 на хозяйство.

Артель двигается дальше в глубь, чаще всего, дремучих лесов Вологодской губернии.

Начинается заготовка брёвен, всегда определенной длины: партия десятиаршинных, друга – двенадцатиаршинных.

С открытием навигации лес сплачивают и гонят по рекам к заводам.

Время это для рабочих самое тяжёлое. Живут они всё время на плотах в шалашиках из хвои, или под опрокинутыми вверх дном лодками, работают попеременно, днём и ночью, не зная никаких праздников. Но и отдыхающая половина артели при первой тревоге, в случае, когда течением реки прорвёт завод (связанные цепями брёвна, которыми обносится вокруг несколько десятков тысяч плывущего по реке леса), должны встать на работу и работать, пока все бревна не будут перехвачены заводью вновь. Сколько нужно сноровки и ловкости при этой работе! Лодок тут не напасёшься, да с лодками и не так «сподручно», поэтому онежанин встает на первое попавшееся бревно и, работая багром, переезжает чрез реку в добрых полверсты шириною, а то и больше.

Какой-нибудь «вологодский телёнок» десять бы раз утонул, пока-бы переехал, а «трескоед-онежанин» и не думает об опасности.

Вода – его родная стихия, – вот почему и ценится онежанин на сплаве.

Водку пить на сплаве не полагается: некогда, да и условия не такие – как раз пойдёшь ко дну. Зато основательно выпивают все в день привала, т. к. когда, наконец, пригоняют лес к определенной лесопилке. Нужно сказать, что онежанин, если выпьет, так выпьет много, а рюмку иль две так и пить не станет.

На следующий день после «привала» онежанин спешит в заводскую контору:

Нет ли с дому письма?

И почти всегда таковое получает, т.к. дома уже давно ждут от «бурлака деньжонок».

Форма письма установилась определённая с незапамятных времен. Вот образец его.

«Любезному нашему сыну Ивану Степановичу от родителей ваших («ваших» непременно) Степана Петровича и Анны Григорьевны нижайшее почтение и с любовью низкий поклон, и присылаем вам наше заочное родительское благословение на лета ваши текущие и которое может существовать по гроб вашей жизни. И от супруги вашей Марии Ивановны и от сестрицы Лизаветы Степановны, Окулины Степановны и Парасковии Степановны и от брата Михаила Степановича с любовью вкупе по низкому поклону. И в первых строках письма нашего уведомляем вас, что все мы живы и здоровы, того же и вам желаем. Ещё Федосья Михайловна, что взята за Олешу Махнова из Кутованги, родила в Великом посту двойников, да оба померли, а Олеша денег домой не присылает второй год, дак батько говорит, что не пошлёт больше пашпорта. А ты (обращение на «вы» обязательно только в поклонах) нам деньжонок пришли хоть немного, сам знаешь, что в хозяйстве деньги нужны. Пришли беспременно». – Ни подписи, ни числа обыкновенно не ставится.

Теперь денег домой присылают меньше («балуются бурлаки!»), а раньше присылали больше. Но и последний бурлак, забывший дом, бросит в хозяйство десятку или полторы, когда нужен ему новый «пашпорт», иначе приведут добра молодца по этапу, что считается несмываемым позором. Порядочная девушка за «этапного» и замуж ни за что не пойдёт.

На заводе бурлаки во время выкатки брёвен живут в общей казарме, работая от того же подрядчика, с которым были на сплаве, осенью же производится с ним окончательный расчёт, при чём, если бурлак не пьянствовал, ему всегда в этом случае причтется рублей 15, 20, а то и все 40, смотря по сдельной плате и по размеру взятого ранее задатка.

Если бурлак не остается «зимовать», т. е. работать в течение зимы на заводе, то получаемые при расчёте деньги имеют всегда определённое назначение: бурлак должен на них «справить себя», т. е. купить где-нибудь на толкучке чёрную суконную «тройку» (брюки, жилет и пиджак), с цепочкой «американского золота» часы и галоши, которые надевают на обыкновенные «бродовые» сапоги, с той только разницей, что когда бурлак «при галошах, при часах», он одевает брюки не в сапоги, а «навыпуск».

Справивши себя таким образом, бурлак покупает несколько аршин цветного ситцу, бумазеи и несколько ярких платков: это подарки домочадцам, а иногда и дальним родственницам. Фунт чаю да с полпуда «писаных» и «коренных» пряников дополняют весь его багаж. Если же при этом он принесёт с собой в деревню «гармонь» да хоть с десятку денег – бурлак гремит на весь околоток!

Соседи зорко следят за теми, большой ли тюк клади принёс с собой бурлак, вследствие чего случается таки грех, что по дороге домой неудачники бурлаки набивают свои рогожанные кули ничем иным, как краденым сеном.

Не успеет ещё бурлак с дороги раздеться, как со всей деревни сбегаются к нему ребятишки – и каждого он должен непременно наделить пряником, в противном случае скандал на всю округу.

«Вот так бурлак! – будут говорить злоязычные бабы. – Бурлачил, бурлачил, а на пряники не заробил!»

Неудачник-бурлак – пятно и для жениной и родительской чести. Вот почему наблюдаются ещё и такие явления: чувствуя свою несостоятельность, бурлак норовит попасть в свою деревню в глухой полночный час.

Жена и старики такого бурлака не встретят ласково и много, много придётся ему, бедняге, выслушать за ночь различного рода «резоновъ», – но чуть забрезжит день, как расторопные женщины принимают для спасения пострадавшей репутации возвратившегося экстраординарные меры: заложивши в санки коня, летят они во весь опор вёрст за десять к богатому крестьянину и продают за полцены две-три заколины лучшего сена. На вырученные таким путём деньги покупается ситец, платки, иногда что-нибудь и из одежды для бурлака и уж непременно хоть с полпуда пряников. Когда всё это сделано, объявляется по деревне о прибытии бурлака, а до тех пор он повинен отсиживать где-нибудь в чулане, или, как там говорят, в «клети».

Дома бурлаку не житье, а масленица: работы почти никакой, разве только привезти дров для себя или сена. Каждый день вечеринки, да ещё какие! Для этой цели в определённом доме собираются ежедневно в течение зимы по вечерам девицы и парни из четырёх или пяти соседних деревень (деревни, большею частью, небольшие: 5–6 дворов) и под оглушительный рев «гармоник» гуляют часов до 5 утра.

– «Пусть отведут бурлаки душеньку», – говорят тогда строптивые старухи: «недолго им и погулять, пусть, сердешные, побалуются».

ИСТОЧНИК: Гаревский П. Известия Архангельского общества изучения Русского Севера. 1913. №2. С.63 – 67.

Автор-составитель О. Попова