*

«Для каждого из русских, без сомнения, любопытно знакомиться с тем, что находится в нашем пространном отечестве. Изучать страны чужеземные есть дело полезное и важное, но вовсе непростительно не знать страны родной, не быть знакомым с её коренными обитателями, не пользоваться запасом сведений о прежнем состоянии отечества и быта своих предков… время изглаживает памятники отечественной старины, и достояние истории скудеет, бесполезно пропадая в тёмных архивах. Последствия сего - очевидны: годы проходят, а с ними исчезает и Русская старина, драгоценная Русскому сердцу. Со временем запасы наших архивов совсем истощатся. К каким тогда источникам должно будет прибегать, откуда почерпнуть начала нашей истории? Из записок чужеземных историков, которые, совсем с другой точки смотрят на Россию с её патриархальными обычаями? Движимый этим чувством, я принялся за мой посильный труд, который представляю читателям».

В. Дашков,1842 г.

Поехали со мной в Деревню!

Поищем Лето где-то там…

Быть может, солнце там в деревьях

нас ждёт… Росою на цветах

там Утро, отражаясь в речке,

зовёт по ягоды-грибы…

Там Мир вокруг — такой беспечный! —

далёк от горестей любых…

Там День букетом ароматов

зовёт… В объятиях травы

там замираешь и куда-то

летишь ты в бездну синевы…

Там Дождь зовёт к реке купаться,

а Дом там пахнет пирогом…

Там после баньки наслаждаться

беседой можно и чайком…

А можно…с удочкой над речкой

кормить в молчанье комаров,

или сидеть у русской печки

и слушать дождь и говор дров…

Там Тишина в Ночи бездонна…

Там перед сном пьют молоко…

Там на Душе — спокойно-сонно,

а все печали — далеко…

Сегодня на вчера похожи —

несуетны, понятны там…

Там кажется, что Всё возможно

— Любовь, Удача и Мечта…

Там можно зачерпнуть в колодце

своё счастливое лицо…

Сказать: “Спокойной ночи, Солнце!”, -

под вечер выйдя на крыльцо…

И…дню земному улыбнуться,

проснувшись в сене по утру…

Споткнуться, в белый мох уткнуться

в сосновом сказочном бору…

Сорвать губами ягод спелых,

“Ку-ку” раз сорок отсчитать,

набрать на суп корзинку белых…

А мысленно… стихи писать…

Там… сколько хочешь — ежедневно

душа наполненно-чиста…

Поехали со мной в Деревню!

Догоним Лето…

Где-то там…

Ангелами проплывающие по июльскому небу облака любовались красавицей, которая стояла у дороги – стройная, праздничная, высоко и гордо подняв голову; в новом ярко-голубом сарафане с белой кружевной отделкой. Часовня казалась дивной царевной, вышедшей из зеленеющего за её спиной сказочного леса, чтобы поведать людям некую чудесную тайну, знание которой сделало бы их жизнь светлее и радостнее. Солнечный луч упорно пытался заглянуть в глаза, видимо, желая узнать, что на душе у молодки. Шалунишка-ветерок, шепотом спросив разрешения у старых берёз, вначале ласково погладил красавицу по голове, а после, набравшись смелости, заглянул в сердечко и увидел там… звёзды, много-много звёзд…и Веру в Чудо. Восторг от увиденного был так велик, что ветерку захотелось срочно поделиться им и со старухами-берёзами, и с солнечным лучом, и с ангелами-облаками, и с теми людьми, что в это утро из разных деревень пришли на праздник. Ветерок тоже прилетел сюда, прочитав объявление на деревенском магазине: «З1 июля в 10-00 в деревне Костино состоится освящение Часовни Николая Чудотворца».

Людей на окраине деревни собралось много. Нечасто ж такое событие – батюшка приедет часовню освящать. В восстановлении её участвовал посильно почти каждый житель этих мест: кто - деньгами, кто - трудом, кто - советом, кто – полотеничко вышитое принёс, кто - образок. Пришедшие – радостные и нарядные - в ожидании приезда благочинного делились между собой планами на урожай, на будущее, поминали не доживших до этого светлого дня родных, ахали-охали, что за время, пока не встречались, никто не помолодел, а внуки, «…глико-ты, уже дедов переросли…», вспоминали близкое и далёкое прошлое, переговаривались о погоде, о том, что «…землянки сейгод назрело на вырубках, а грибов пока похода не было, одни обабки попадаются…» и что «… лонись в июле не такая была большая вода в реке…»

По камушкам, по камушкам

к Онеге – ручеёк…

Вареньице, оладушки,

из блюдечка чаёк…

У самовара – бабушка,

а в зыбке – это я

играю в ладу-ладушки,

улыбок не тая…

У прялки мама с краешку,

жужжит веретено…

И льются сказки бабушки

онежские на «о»…

По камушкам, по камушкам

шажок, еще шажок…

И… вот уже он рядышком –

мой невский бережок.

Из детства машет бабушка

мне ситцевым платком…

От внученьки до тётушки

по камушкам бегом…

От тётушки до бабушки -

близёхонько шагать

по камушкам, по камушкам

внучка не обогнать…

От бабушки до бабушки –

всего один шажок

по камушкам, по камушкам -

в Онегу ручеёк…

…Река в этом северном краю издревле несла свои воды к Студёному морю. Вблизи реки - среди лесов да болот обитала некогда чудь белоглазая, прозванная так за серо-голубой цвет глаз. Из года в год смотрели чудины, как купались в реке летом белые ночи да голубое небо, а зимой на голубой лёд падал белый-белый снег. Оттого и глаза стали светлыми. Прародителями чуди были, сказывают, Чурила Дыевич - красавец-сын Сварога - Отца Небесного и Таруса – Дух и супруга бога Бармы. Первые люди пришли на берега реки Онеги, после отступления ледника. Загадочные племена, которые в старину именовали «чудь белоглазая», сказители называли колдунами, подземными карликами, хранителями кладов и залежей руд, искусными кузнецами, злыми чародеями и даже людоедами. По иным северным преданьям были те чудины – напротив - богатыри, имели «кости большие, как не человеческие», говорили на языке чудном, непонятном.

Поражала река «чудь белоглазую» своей красотой да величием, оттого и называли её – «ЕНЬ-ЕГА, ЯНЬ-ЕГА - РЕКА БОГА, СВЯТАЯ РЕКА; АННЬ-ЕГА - БОГАТАЯ РЕКА; ОННЬ-ЕГА - БОЛЬШАЯ РЕКА». Гаврила Романович Державин в будущность свою губернатором Олонецкого края оставит такую запись об Онеге: «Река сия довольством рыбы, правильным и ровным протяжением берегов, обильными по оной пашнями и покосами и расставленными в приятном и частом положении деревнями многие славные реки в России превосходит». Протяжённость реки Онеги, вытекающей из озера Лача сразу большим водным потоком, - 416 км. По данным археологических исследований земли Поонежья стали заселяться людьми уже в 3-м тысячелетии до н. э. К Х веку край по реке Онеге был заселён угро-финскими племенами, известными в то далёкое время, как «заволоцкая чудь», или «чудь белоглазая»

Долго ли хозяевами этих мест была чудь белоглазая, не ведомо, но доподлинно известно, что Х-ХI вв. буйная новгородская вольница, которой тесно становилось в боярском Новгороде, водой и сухопутьем прокладывала первые дороги к берегам Белого моря. Одной из таких дорог стала река Онега. Пушное богатство, рыбный и соляной промысел – вот что манило к себе древних новгородцев. Бежавшие от хозяйской неволи новгородцы собирались в ватаги, снаряжали лёгкие лодьи-ушкуи, и отправлялись на промысел. Ватага вольных новгородцев, очень напоминавшая подобные же норманнские ватаги под предводительством викингов, захватывала выгодные для промысла места у местного населения…заводила посёлки на этих местах и облагала данью или просто грабила туземцев. Именно по этой трассе тогда же был налажен и торговый путь, связавший Великий Новгород с богатым солью, пушниной, рыбой Севером. По Онеге и через Кенозеро шли суда (ушкуи), груженные богатыми товарами. Трудно было только преодолевать водораздел: ушкуи там тащили волоком.

За ушкуйниками двигались земледельцы-крестьяне, занимавшие удобные для пахоты земли по берегам рек. Они и стали обживать Поонежье более тысячи лет назад. История не сохранила имён тех далёких предков, что, увязая в болотах и, продираясь сквозь дикие леса, преодолевая нелёгкий речной путь, пришли однажды в наши места и остановились, удивлённые красотой берегов поросших корабельным лесом, но и именно они передадут своим потомкам по наследству дух вольного Новгорода. Селились новгородцы по берегам рек «в один-два друга». Место, занятое первым поселенцем, называлось сиденьем: Богданово сиденье, Иваново сиденье, Петрово сиденье, Костино сиденье. Сиденье, перешедшее по наследству к сыну, становилось следом: Иванов след, Петров след, Костин след….

А коренные обитатели этих земель оставили на память о себе название реки – Онега да предания о том, что, когда пришли на Поонежье новгородцы, то чудь белоглазая, испугавшись, «сама в землю ушла», «живьём закопалась», а один старик, из чуди, снял с головы шапку и, бросив её оземь на заливном лугу близ Онеги-реки, заявил: «Кость моя здесь!» И никуда не ушёл с этих мест. Возможно, тогда и стали первопредки наши – первопоселенцы, бежавшие в северные поонежские земли от нашествия татаро-монголов, или от хозяйской неволи, называть это место у Онеги, покрытое зимой белоснежным ковром, и где летом воздух наполнен ароматом полевых цветов, Костин наволок.

Где моя Страна Россия?..

Не за тридевять земель…

И не в сказочке красивой

про Царевен и Емель,

а у речки у Онеги,

что зимой покрыта льдом,

где зимой завален снегом

деревенский дедов дом,

где на солнце если глянешь,

то утонешь в небесах,

где за отпуск не устанешь

удивляться чудесам-

чудесам от ощущений

баньки с веником, кваском,

чудесам от восхищенья

речкой, травами, леском…

Там звенит комар над ухом,

не давая утром спать,

а прохожая старуха

может байку рассказать…

Там, где шанёжка из печки -

так румяна!… Аппетит

там бывает просто вечным,

целый отпуск он не спит:

то – морковку с огорода,

то - колодезной воды…

И не страшно, коль погода –

ни туды и ни сюды…

Ведь трещат поленья в печке…

Самовар… Накрытый стол…

Там мгновение – как вечность!

На душе светло, чисто…

За окном – река, покосы…

А мычание коров

даст ответ на все вопросы:

ЭТО – МИР!

И ОН – ТАКОВ –

васильково синий-синий

и похожий так на гжель…

Где моя Страна Россия?..

Не за тридевять земель!..

Уже в Уставе новгородского князя Святослава Олеговича в 1137 году в составе новгородских владений упомянуты Онега и Обонежский ряд, а в в XIII веке по настоянию князя Александра Ярославича Невского из Новгорода до Беломорья была проложена дорога, которая прошла через Каргополь и погосты Поонежья, упомянутые в Уставе, в том числе через Усть-Мошу. В период заселения края здесь рыбой кишели озёра и реки. Дремучие леса в избытке давали дичь, мех, мёд, воск, отборный строевой лес, одинаково пригодный для строительства изб и храмов, кораблей и мостов. Предприимчивые и трудолюбивые поселенцы использовали эти природные возможности. С XI века территория, по которой проходил соединяющий Новгород с Белым морем водный путь, т.е. Почозеро, Кенозеро, река Кена, среднее течение реки Онеги, была краем бурной торговли, в том числе обмена и сбыта продукции местных промыслов. На основании договорных грамот Новгородских дозволялось рубить и сплавлять лес купцам Готландским и Ильмецким в Обонежской пятине, добывать слюду и железо. Издревле завозились в Поонежье иноземные товары и хлеб, т.к. свой хлеб часто «позябал от стужи». Вдоль Новгородского водного пути, в первую очередь на волоках, новгородские переселенцы основывали первые русские поселения: деревни, которые постепенно складывались в волости. Край, который находился за волоком, называли Заволочьем. Великий князь Иоанн III, присоединил в XV веке Новгород со всеми его областями к Московскому княжеству и в своём завещании в 1536 г. написал «…да сыну своему Василию даю Заволоцкую землю всю: Онегу и Каргополь, и всё Поонежье…»

Волости, расположенные в среднем течении реки Онеги, в XVI- XVII веках входили с состав Усть-Мошского стана Каргопольского уезда. Поонежье долго оставалось очень малозаселённым, несмотря на обилие лесов и вод, а земли, даже удобные для земледелия - необработанными. По переписным книгам первой половины XVII века средняя цифра душ мужского пола в крестьянском дворе – 2-4 человека, включая малолетних: «Усть-Мошские же волости на выставке, что на Красном. На погосте церковь св. Пятницы; 4 двора церковного причта – 5 чел., 2 келии нищих. Деревень 26, дворов крестьянских 110, людей 404, дворов бобыльих 3, людей 7»

С конца ХV века новгородские слова «сиденье» и «след» были заменены московским словом «деревня». Имя первого поселенца зачастую становилось названием деревни: Богданова, Агафоновская, Ондрюковская, Сидоровская, Костина… Деревней на Севере Древней Руси первоначально называли «…землю с двором… и с огородцы: с капустником и с конопляником, и с гумном, и с овином, и со всем огуменником, и с полями, и с пожнями, и с летовищем, и с запольем, и с березняком, и с прислоном, и с путиком, и с горними землями, и с луговыми, и с лесами сухими и сырыми, и с чертежом (достаточно было очертить на известном пространстве леса, и «чертёж» поступал на неопределенное время во владение зачертившего), и со всем угодьем, куде ходила соха и коса, и топор…»

Мужчина с момента женитьбы получал тягло – землю, до 60-летнего возраста работал на нём и платил все налоги (оброк). Этот здоровый крестьянин наделялся полным участком земли (пашни и луга) и тянул полностью тягло за себя и жену, т. е за семью. Большая часть бояр, владевших северными землями, жили в Москве, мало заботясь об устройстве пустынной и малолюдной стороны, собирая оброк с поселян через посылаемых туда людей. В 1607 году в « Книги государевы царя и великого князя Василья Ивановича всея Руси дани Каргопольскаго уезда Усть-Мошского стану…» записано: «Взято с того ж Усть-Мошского стану с Богословского и Кириловского и Пятницкого приходов с тяглых с черных деревень со 158 обеж и с трех чети обжи и с полутрети и с получети обежные, по 14 алтын и по 4 денги с обжы, 69 рублев и 32 алтына и полчетверты денги». Быть тягловым крестьянином было непросто, поэтому крестьяне Поонежья 400 - 500 лет назад занимались хлебопашеством и скотоводчеством, чтобы прокормить себя, а белкованием и охотой для денежного обеспечения и уплаты налогов (оброка).

Одному крестьянину, и даже одной семье, было не всегда под силу бороться с препятствиями, которые ставила суровая северная природа с её девственными лесами и непроходимыми болотами. Проще было сообща, в складчину с соседями, отвоёвывать у дремучих лесов пахотные земли и покосы, выкорчёвывать вековые пни, многочисленные руки нужны были и для постройки преграждающие русло реки «заборов», посредством которых осуществляли на северных реках рыбную ловлю. И, возможно, нигде в Древней Руси не были так распространены артели и складничества, как на Севере. Не только в одной деревне, но и в одном дворе могли проживать и родственники, и половники, подворники, соседи, подсуседники, захребетники, работники, и «складники» (совладельцы). Имея личные хозяйства, поонежские крестьяне складываясь трудом и имуществом, сообща - «с товарыщи» - нанимали общего пастуха, который стерёг стадо на общей «поскотине», владели частью покосов и пахотных земель, лесных угодий для охоты, мельницами. В 1607 году согласно Доходного списка Каргопольскаго уезда Усть-Мошскаго стана «Лета 7116-го….Взято Шуринской мельницы с большей с колёсной и с толчеи на одном же валу у Негодяя Уварова с товарыщи 4 алтына да пошлин деньгу». Со временем группу дворов складников начали называть деревней.

Размеренно, как Онега-река, текли будни деревенские. Долгой северной зимой светало поздно, темнело рано, деревня стояла занесенная снегом, слушая заунывное завывание Сиверка. Лишь с установлением морозной погоды случалось порой чудо - озарялось небо над Онегой волшебным светом северного сияния, сказочные оттенки которого переносили местные мастерицы на своё рукоделье. Словно в награду за пережитые зимние сумерки, лето дарило Поонежью короткие прекрасные прозрачно-белые ночи и длинные дни, наполненные ярким солнцем. «3аря заре руку подаёт», — говорили об этом времени в народе. Из сохранившихся документов XVI-XVII веков видно, что вставая «на солнечном восходе» жители поонежских деревень «сено косили» да «дело делали»: один - «огород городил», другой - «был дома весь день, капусту варил», третий - «молотил, да коноплю мочил», четвёртый – «хмель щипал», пятый - «овес клал в гумне и пришел домой поздно», шестой - «дозрил, что… свиньи едят», «об обеде домой шёл» и видел как седьмой «ходил овец искати», а восьмой «карты играл», пока девятый «в лес ходил, курицу (дерево, составляющее связь между стропилами кровли) высек». А на следующее утро в разговорах друг с другом вспоминали, как «пришли вечор при лучине», «а ночесь …. в подгорье собаки лаяли больно». Дремучие леса, зимние морозы, высокая мрачная вода разлившейся по весне реки хотя и навевали угрюмые думы, и развивали в наших предках способность к сосредоточенности, но необходимость вести хозяйство влекла к общению с другими людьми, а красота окружающей природы отзывалась в душе красивой песней да доброй сказкой.

Над Онегой небо с льдинками,

в гости Сиверко спешит…

Сказы бабушки старинные

вспоминаются в тиши:

«Эвон – за рекой-Онегою –

на Погосте был собор…

Давеча купаться бегали…

Эвока - сосновый бор…

Эвон церковка построена…»

………………………………..

Едешь дальше?.. Оглянись…

И… услышишь вновь спокойное:

«Было, внученька, лонись…»

Зыбка…Прялка с ниткой прочною,

звезды светят над крыльцом…

«Слушай, сказ мой, полуношица…»

……………………………

Всё в морщиночках лицо…

………………………………

«На деревне да на Шуреньге

да у бурного ручья

повстречался деверь с шурином

да… давай рубить с плеча…

С жонкой – бабою презлющею…

деверь давеча гостил…

Голью ел уху из сущика.

Шурин плохо угостил:

прутовики - кислой ягоды

вместо чая гостю дал

шурин… Он мужик не радостный,

нет улыбки никогда…

«Эво-на», - он баял – «выкушай

сущик, рыбника не дам,

коли к шанёжкам привыкшие,

не ходите к нам сюда -

на деревню да на Шуреньгу…»

Деверь в байне взял гулик

и… такого некультурного

обиходил в тот же миг…»

…………………………….

Сказы бабушки напевные

с круглой буквой «О» про жизнь,

чаепитья всей деревнею…

Всё ль с ней умерло… лонись?..

…………………………………..

Дворянин Золотарёв, посланный в Поонежье края в 1649 году для производства переписи и сыска беглых крестьян, в своём донесении сообщает, что «… в погостах, государь, деревни все мелкия, редкая деревня 10 или 15, или хотя и больше, и то изредка… А то, государь, в деревне двора по 2, и по 3 и по 5..», а совсем рядом с деревнями были «леса и мхи и болота неугожия». Берега Онеги утопали в лесах, невозможно было встретить участка, где бы на горизонте не виднелись леса, напоминающие безбрежное зелёное море. Поскольку земля, удобная для обработки тянулась по берегу реки узкой полосой, деревеньки в 2-3 двора тесно жались одна к другой вдоль берега Онеги – с очень малыми промежутками между ними, как и описывают их в 1622 году писцы Иван Воейков да дьяк Третьяк Копнин: «…Деревня Сидоровская, Журавлёва тоже, дв. Ортёшка Тихонов, дв. Мишка Осипов, дв. Дружинка Киприянов, да с ним же Федька Климентьев, дв. Семёнко Ульянов, дв. Бобыль Овдокимко Осипов оброку плати 6 денег, пашни паханые средние земли 10 четей с осьминою да перелогом 3 чети с осьминою в поле а в дву по тому ж, в живущем выть без чети выти а в пусте четь выти, сена на живущих 22 копны с полукопною а в пусте 27 копен с полукопною: а в Семёновых книгах та деревня не написана. Дер. Агафоновская, а в ней крестьян: Ивашко Андреев, дв. Ивашко Никонов, дв. Климко Константинов, дв. Олёшка Васильев, дв. Ермолка Иевлев, да с ним же в тягле двор пуст и жребий Симанка Ульянова а Симанка живёт в деревне Журавлёве».

Сохранились документы (купчии, челобитные и т.п.) 1554-1635 гг., подробно описывающие дворы и имущество поонежских крестьян - наших предков: «…а во дворе хоромов: изба да клеть с подклетом и с погребом, да хлев подле подклета, да сарай на шести столбах и с тёсом и с заплотми, да баня на улице, да житница на поле, да овин с гумном и с сараем и с мякинницею…» Северяне, конечно, были беднее крестьян южных областей Руси но, не зная оков крепостного права, жили всегда просторнее и вольнее. Двухэтажные дома возводили даже семьи со средним достатком, ведь материала было много и он был дёшев. Северные крестьянские дома всегда объединяли под одной крышей жилье и помещения для скота. По способу отопления избы разделялись на белые, имевшие печь с дымоходом, и более древние - рудные или курные, топившиеся "по-чёрному". Жилая часть в зависимости от размера дома состояла из одной или нескольких клетей. Клеть — сруб из горизонтальных рядов брёвен (венцов), связанных по углам врубками с остатком и без остатка. Клеть с печью — изба. Несколько связанных между собой клетей образуют «хоромину». Большинство северных домов имели подклеты - нежилые этажи на уровне земли. На первом этаже хозяйственной половины содержались домашние животные: «2 кобылы гнеды, да жеребчик селеток (т.е этого года) гнед же, корова, 3 телицы, 2 бычка…», «…4 свиньи, 3 борова, да малых 2 поросенка, да овца…» Сверху располагалась поветь - обширное помещение, где хранились телеги, сани, орудия труда: «…серпов да кос на 20 алт., 2 рогатины да топорок, да копье, да 2 топора больших…», а также находился сеновал. Лошадь с телегой могла подняться на поветь по бревенчатому пандусу - взвозу. По сравнению с избами амбары, бани, овины, гумна, стоящие отдельно от избы в крестьянском дворе, были невелики, «в житницах хлеба: ржи – четверть, пшеницы – четверть, ячменя – 2 четверти, овса – 2,5 четв., да невеянного овса четверть…», «…да 3 четверти гороху…».

Дома отличались особенной добротностью и внушительными размерами. Причиной тому были не только особенностями ведения хозяйства в суровых климатических условиях, но и зажиточность северного крестьянства. В погребе у наших предков не редкостью была «…криница масла…», а в хозяйстве - «…котёл медный с дугою…», «…да избяной всякой железной рухляди - сковорода железная со сковородником, да лучевников (обломки косы, употребляемые для колотья лучины), тесел, резцов, скобелей (скребниц), и реальников (сошников) на 1,5 руб., да ковшей больших и малых на 1 руб.», «…да котёл медный ценою в полтину, да постель с изголовьем, да две ступы с пестами», «…да братинка оловянная с крышкою…», «…да братина деревянная большая, да другая крашенная…», «…да 2 блюда белых больших, да третье маленькое…», «…да две перечницы белых, да солоница медная…», «да ложка репчатая», «…медник в два ведра да блюдо оловянное…», «…приголовашек (изголовье) дубовый…в котором хранились деньги», «а в коробе было платья: однорядка мужская настрафиль лазорева, да кафтан тёплой песцовой под сукном с пухом, да шапка мужская черлёна, исподь соболий с пухом, да однорядка женская сукно аглицкое вишнёво, пуговицы серебряны, да шапка женская атласная, червчата, кружево жемчужное, да шубка женская тёплая, киндяшная, лазорева на песцах с пухом, пуговицы серебряные…», «…да женской всякой скруты (одежды) на 4 руб….», «…сарафан киндашной лазоревой с плетенем и с пухом…», «а в другой коробе было судов медных и оловянных, блюд и сковородок, и ендовок, и братин, и стаканов на 5 рублей с полтиною…», «…четыре рубашки мужския, портки, шуба баранья, зипун белосермяжный…», «…рукавицы россомачьи на собольей подкладке…», «…шубки робячьи (детские), зипуны, кошули, кафтаны…», «…два кафтанёнка серой да белой… да сапоги красные…ногавицы синия, да шлея новая сыроматная…да двои переды белые, да двои подошвы, да 3 рубахи простынные…», «…да мошна шёлковая…», «…ожерелье женское жемчужное с пуговицами…да лапки с жемчуги и с ставки с жемчуги…», «…серьги с присережьем серебряные золочёны…», «…серьги, хрустальное каменье, …да три перстня серебряные…да два креста…». Непременно была у дворохозяина и «коробья», шкатулка со всякими «деревенскими путьми» - документами на владение землей, а в некоторых домах были и книги – печатные, или рукописные: «…книга Кирилла Иерусалимского, Ефрема Сирина, псалтырь, часовник, святцы, минея общая, обиход певчий, да тетради певчия…» Конечно, все эти предметы – признаки зажиточных крестьян. Переписные книги конца 17 века отмечают, что наряду с теми, кто щеголял в собольих шапках и жемчугах, были и нищие, «ходящие по миру», подвергшиеся разорению.

В смутные времена междоусобий разоряли Поонежье набеги поляков, татар и казаков, принадлежавших к шайкам самозванцев, о чём свидетельствует и Губная Каргопольская грамота 23 октября 1539 года «…в тех… волостях многие села и деревни разбойники разбивают и животы… грабят, сёла и деревни жгут, и на дорогах людей грабят и разбивают, и убивают многих людей до смерти…» Толпы разбойников проходили с атаманом Булатовым по волостям Каргопольского уезда к реке Онеге, грабили лежащие на пути селения, сжигали храмы и мучили обывателей. В 1565-1572 г.г. палачи-опричники Ивана Грозного опустошили много деревень, убили или увезли мужчин. Ещё более страшный урон нанесли в 1613-1618 годах ляхи, польско-литовские интервенты. После нашествий варваров и нехристей, называемые в народных преданиях панами, литовцами, в отдельных деревнях в живых остались только вдовы с детьми. В писцовой книге 1622 года записано: «И всего в Устьмошской волости Кирилову приходу и с тем что стал приход на Красном в деревне Труфановской 90 деревень живущих да 9 деревень зжёных от Литовских людей, а крестьяне в них селятся ново…»

Среди тех, что «селятся ново» и были наши предки, поселившиеся вблизи деревень Журавлёвой и Агафоновской (ныне – деревня Красное) Писцы Иван Воейков да дьяк Третьяк Копнин, описывающие Заонежские погосты в 1622 году, оставили первое упоминание и о нашей деревне: «…сена на живущих по сыску крестьян под деревнею Сидоровскою Журавлёва на Костином наволоке с нижнего конца 15 копен, а в пусте 33 копны…» - т.е. первые костинцы, вероятно, были «живущие по сыску» - беглые крестьяне с других мест. Время было смутное: уходили в поисках лучших земель, покосов, бежали от набегов панов и селились в Костином наволоке, ведь отсюда открывался прекрасный вид на Церковь Параскевы Пятницы, что стояла на высоком берегу за рекой Онегой. Место это с значится в писцовых книгах, как Красное, т.е красивое. Осенью и весной в наволоке у реки останавливались на пути перелётов журавли. Потому и деревню на месте теперешней деревни Костино, назвали Журавлёва.

Тех, что селились на Костином наволоке и прозвали костинцами, а деревню Журавлёва постепенно стали называть Костина. Основав деревню, поставили наши предки и часовенку Николе Угоднику – святому, наиболее почитаемому ими, дабы помогал им Чудотворец в их ежедневных делах, охранял от горестей и бед. Случилось это около 300 лет назад, потому и найдены были при восстановлении часовни в деревянной её главке останки трёх – прежних – крестов – на память по одному за каждое столетие…

Около часовни Чудотворца

старый тракт Архангельск-Петербург…

В новые окошки солнце льется…

Приложив три пальчика ко лбу,

на резном крыльце стоит старушка:

«Господи! Спаси и сохрани

детушек! Пускай живется лучше

им! Пусть будут счастливы они!»

За часовней лес, откуда всходит

солнце над деревней поутру,

В день любой и при любой погоде

видно с неба деревенский труд…

Некогда большой была деревня,

но… повымирали старики,

а в лесу безжалостно деревья

вырублены… Рядом, у реки –

поле в белых крапинках ромашек,

что бегут к Онеге летним днем,

как девчонки в кружевных рубашках…

Много дней рекой унесено

к Белому неласковому морю…

Помнит речка: испокон веков

люди шли и в радости и горе

помолить за счастье и любовь

к маленькой часовне Чудотворца…

………………………………………..

Старый тракт Архангельск-Петербург…

Вдоль дороги домики, колодцы,

помнящие не одну судьбу,

связанную с речкою Онегой,

вкусом земляники на устах,

с Сиверко и с белым-белым снегом,

что лежит зимою на мостках…

…………………………………..

Около часовни Чудотворца

женщина в косыночке цветной

шепчет: «Пусть живым домой вернётся!..»

Мимо пацаны бегут в кино…

…………………………………

Годы пробегали, как мальчишки

около часовенки стремглав…

Много Чудотворец просьб услышал,

многим вера в Чудо помогла…

Обветшала старая часовня

очень… Повзрослевшим пацанам

стало далеко уже за сорок,

на висках мудрела седина…

В деревеньку лето в ярком платье

приходило в свой обычный срок,

внуки к речке бегали купаться,

бабы шли по ягоды в лесок,

мужики достраивали дачи

(зимы проводили в городских

комнатах…) Однажды видят: плачет

старая часовня от тоски…

Покосилась грустно, а на стенах –

трещинки-морщины… Вот беда!!!

Смотрит позабыто на деревню,

ждет, что кто-то все ж придет сюда

за своею светлой верой в Чудо,

со своею памятью к корням,

и с надеждой в то, что не забудут

люди Чудотворца, сохранят…

Собрались, по-деревенски споро

начали часовню возрождать,

чтобы к Николаю Чудотворцу

внуки шли и правнуки всегда…

Прадедов уроки вспоминая,

отыскав в душе дорогу в храм,

строили… И на исходе мая

в День Николин купол заиграл

над деревней… Облака спешили

Ангелами белыми к кресту…

«Бывшие мальцы совсем мужчины», -

молвила старушка, за версту

шедшая Николе помолиться

и его о Чуде попросить:

«Помоги мне избежать больницы!

Детям дай удач, здоровья, сил…»

…………………………………..

Около часовни Чудотворца

старый тракт Архангельск-Петербург…

В новые окошки солнце льется…

Приложив три пальчика ко лбу,

на крыльце резном стоят мальчишки,

просят у Николушки чудес,

веря в то, что Чудотворец слышит

их с высоких голубых небес:

- Выиграть футбольный матч у дедов!

- Рыбы нам побольше б наловить!..

- Сбацать рэп на празднике деревни!..

- Всем здоровья!..

- Счастья!..

- И любви!!!

http://www.proza.ru/avtor/bezdna2002

Ирина Колобова