Публикация № 876Белозерская Коммуна    (рубрика: История края)

В.В. Киселёв

Коммуна у озера

 Дверь мне открыл невысокого роста, но плотно сбитый старик. Седые виски, немного вислые усы, прокопчённые крепким самосадом, крупный нос и, конечно, глаза обращали на себя внимание. В глазах горел неугасимый огонёк, свойственный тем людям, к которым идут за советом, помощью, которые с лёгким сердцем берутся за большие и малые дела и всегда их сделают быстро, добротно и обязательно с такой заковыринкой, что прохожий, проходя мимо, обязательно остановится и скажет: «А ведь недурно придумано, в этом что-то есть».

Прихрамывая на правую ногу (был тяжело ранен в первую мировую войну), старик пригласил меня и комнату я указал на стул.

- Какие вести принёс, мил человек?

Я представился и попросил Константина Павловича рассказать о первой в районе Белозерской коммуне.

- Ах ты, ёлки-палки! Да мне, почитай» скоро восемьдесят при года стукнет, так думаешь, я что помню, - Екатерина Максимовна, - крикнул он жене, - вставай, гость пришёл, ставь самовар…

Так началась беседа с К.П. Лукиным. Он из тех крестьян, дерзостью, трудом которых родилась Коммуна у озера.

Лукин Константин Павлович с матерью и сыном (фото периода между 1936 и 1940 гг.).

- Давно это было,— начал он рассказ, пока хлопотала хозяйка, - я тогда в деревне Медведево жил вместе с матерью. Помню, в декабре съезд партии нашей состоялся. Определял он курс на коллективизацию сельского хозяйства, а как её понимать, никто толком в деревне у нас не знал. Только мы чувствовали, что жить надо по-новому.

Собралось нас, как сейчас помню, пять бывших фронтовиков, и объявили мы в Совете, что коммуну хотим образовать. Посмеялись сначала над нами, но после к затее отнеслись серьезно. Сказали только, что свободных земель нет, выбирайте место, мол, сами. Вот и сошлись мы на мысли, лучше Белого озера под Усольем не найти. Те места мы знали ещё по девятнадцатому году, когда переворот совершили в 5-ом Северном полку.

Может, случайно; а может, и нет, решили там обживаться и образец новой жизни показать. Матери некоторых сыновей в рёв и плач, словно на войну провожали. Заводилой был Михаил Распутин. В германскую, видно, газов надышался или, может, в сырых окопах належался, но очень уж он сильно кашлял и сплевывал кровью. А уж горел, горел на работе - словно, свеча. После декабрьского крестьянского праздника - Николина дня мы на подводах и отправились место смотреть. Приехали к озеру, а оно как поле огромное. Зимний день короток, солнце высветило противоположный берег, ёлки, словно огненным забором стоят, а над ними яркая звезда загорелась. Лучи от неё в разные стороны так холодным светом и брызжут.

Первую ночь провели у костра. Потом наподобие землянки-блиндажа соорудили, каменку сложили. Лес для избы начали валить. Лошадей, Янковым Григорию и Михаилу отцы дали, у Распутина Михаила своя была, у меня - трофейная. Белые как в панике отступали, так всё имущество побросали. Матери общество как безлошадной и выделило, она её и выходила. На ней и возил лес. Вечерами план своего дома составляли, на сколько аршинов в длину и насколько в ширину. На воскресенье домой возвращались помыться в бане и бельё сменить, лошадям корму взять.

К осени хоромину возвели. На князевое родственники понаехали. Все дивились большой зале и кухням по концам избы. В тёплом углу следующую зиму начали жить. Мать моя, Федосья Михайловна, в хозяйки к нам перебралась. Хлеб пекла, обшивала да кормила нас. У каждого по комнате было, да несколько про запас спланировали, авось кто-нибудь приживётся. К этому времени задумывали мы жениться. Разные молодайки, с обозом, когда на Обозерскую ездили, у нас останавливались.

Михаил Матвеевич Распутин, как самый боевой, он у нас за председателя был, первый высмотрел свою Аннушку из деревни Верховье. Летом свадьба была. Веселья-то было! Потом и я женился.

- Вот-вот, дура я, что за тебя пошла, всю жизнь мою погубил, - улыбаясь, вошла в комнату хозяйка Екатерина Максимовна.

Седые волосы аккуратно зачесаны назад, слова произносила нараспев. Во всем её облике чувствовалось спокойствие и умиротворённость, только глаза как-то молодо блестели из-под набухших складок век. Сложив пухлые руки на груди, и прислонившись к русской печке, она внимательно слушала старика, иногда его перебивала и уточняла детали, порой сама начинала рассказывать. Было видно, что всё это пережито и каждый факт, большое или малое событие оставили свои зарубины в её сердце.

Константин Павлович положил большие жилистые с набухшими, венами руки на коробку с папиросами, достал, одну из них, размял, но прикуривать не стал, видимо, от желания закурить удерживало присутствие супруги, которая терпеть не могла табака.

- Весной начали пенья да коренья рвать, землю под пашню готовить, - продолжал он рассказ. - Тяжёлая работа была, но общими усилиями девять десятин одолели. Сенокосы мужики нам выделили из бывших монастырских земель между Полем и Усольем. С годами усольцы передали нам и чищенины у Шоглозера. Неводишко купили, так что рыбёшкой на зиму запасаться стали. Хозяйками, жены по очереди становились: какой скоро рожать или грудью кормить, так ей поварихой и быть. Ели из общего котла. Гумно и амбар для хлеба срубили, мельницу-ветрянку на горе поставили. Жернов в деревне Огрушино за 100 рублей приобрели. К нам даже мужики из соседней деревни на помол зерна ездили.

Доходы от лесозаготовок, продажи мяса, масла, молока шли в общий котел. Открыли свой счёт в госбанке. Была у коммуны и печать.

О нас весть на всю округу пошла, делегации разные начали приезжать. Районное начальство в одну из годовщин радиоприемник подарило. Вот ра¬дости было!

Перед войной наше хозяйство совсем крепким стало. Плуги там, косилку, телеги купили, полозья для саней, правда, сами гнули. Сепаратор, маслобойку завели.

Большим застольем отмечали первый каравай хлеба из нового урожая. Вкусен и ароматен он был, большим трудом и потом заработан.

День образования коммуны был нашим основным праздником. Накануне приезжали гости и родственники, представители района. Ребятишкам из города привозили бублики, петушки на палочках и другие сладости, женам платки и отрезы на сарафаны.

- А мужикам тройку справили - вмешалась в разговор Екатерина Максимовна. - Как привезут отрез, так и модничали в сарафанах одинаковой расцветки, только по платкам и различали друг друга. Да откуда разным отрезам и быть, ведь страна, только силу набирала, до сарафанов ли было.

- После смерти первого председателя - продолжал Константин Павлович, - на его место выбрали мы Янкова Александра Григорьевича. Тут и финская война началась. Первым сложил голову Александр Матвеевич Распутин, он так и не успел жениться, холостяком ушёл воевать.

Вскорости и Михаил Алексеевич, однофамилец его, гармонист наш на Отечественную пошел, там и погиб. Потом Николай и Александр Янковы ушли. Один я из мужиков остался. Всю войну с солдатками и малыми ребятишками воевал на трудовом фронте. Чем могли - помогали Красной Армии. Лозунг был тогда один: «Всё для Фронта! Всё для Победы!» Главное - выжили и победили.

Без мужиков хозяйство вести стало очень тяжело. В сорок восьмом году нас с большеборским колхозом и объединили. Матери с детьми ближе к своим стали переезжать. В том году коммуна и закрылась, просуществовав таким образом около двадцати лет.

Советская Онега, №115. 24.09.1977.

В.В. Киселёв






  редактор страницы: Василий Елфимов (geovas7@yandex.ru)


  дата последнего редактирования: 2015-11-28





Воспоминания, рассказы, комментарии посетителей:



Ваше имя: Ваш E-mail: